В союзе с Аристотелем

— Что рубль, мама! Дело не в деньгах, а в ситуации. Я смотрю: не тучу ли над тобой собирает какая-то секта.

— Да ну уж, тучу!

— С богом нельзя шутить, заигрывать. Его нужно отрицать, и отрицать во всяких видах! Не оробела бы ты тогда перед этим субъектом. Вот проходимцы!.. Жаль, меня не было дома. Я бы ему без философских выкладок набил морду — и все!.. Вон Вера Сергеевна — молодчина!

— Еще бы, Вера Сергеевна! Она и кобеля могла спустить! Она ж ведь коммунистка! — проговорила Василиса Андреевна.

Вера Сергеевна не была коммунисткой. Гайворонская называла ее так для большего, казалось ей, противопоставления себе: я, мол, вот какая, а она… И, вдруг спохватившись, не слишком ли себя принизила, Василиса Андреевна грозно добавила:

— Пусть он еще придет! Пусть! Я его не хуже Веры понужну. Не думайте, что я уж совсем тряпичная. Я его!.. А уж про рубль-то вы не сказывайте.

— Полно, мама, деньги-то невелики, а в общем котле-то и незаметные, но нужно быть осторожнее… Ну, пока никого нет, я попечатаю фотокарточки… Валерка, услужи-ка, братец, сбегай захлопни мою ставню.

Валерка вышел. Следом вышла Василиса Андреевна и на крыльце придержала мальчишку:

— Ты уж, Валерка, тоже не сказывай Юрке про деньги. А то он меня подзузоливать начнет, знаешь ведь его.

— Знаю.

— Ну вот. Или не сам, так отцу брякнет. Покрепится-покрепится, а чуть осердится, чертенок, да и брякнет.

— Нет, я не скажу, — горячо уверил Валерка. У него блестели глаза. Он понимал переживания Василисы Андреевны и сам переживал вместе с нею — еще бы, разве приятно чувствовать, что тебя обманули, одурачили. — Нет-нет, не скажу, — повторил он.

— Не дай старухе опозориться.

— Вот честное слово!..

— Ну ладно, ступай. Я уж сама ставню захлопну, услужу сыночку… Да, а где наш-то?

— В школе задержался. Вот-вот придет.

Валерка вышел за калитку, постоял некоторое время на дороге, вглядываясь в даль улицы, затем повернулся и отправился к Поршенниковым один.

Глава седьмая ЗАРУБЛЕННЫЙ МИСТЕР

Строгая улица с добротными бревенчатыми домами кончалась метров за пятьсот до насыпи. Дальше, почти до откоса, тянулись неприглядные кособокие мазанки и насыпушки; даже электрические столбы против них как-то перекосились и потрескались, точно для того, чтобы не нарушать общую унылую гармонию. Здесь еще недавно запрещалось селиться, но потом разрешили. И все эти халупы выросли быстренько, как грибы, — за какую-то ночь. А теперь возле многих из них виднелись начатые срубы, бревна, доски, сложенные огромными клетками, чтобы продувало, вороха шлака и опилок. Но возле многих не было ничего, кроме неуклюжих поленниц. Хозяева либо смирились с убогим видом своих жилищ, либо отложили дело в долгий ящик.

Поршенниковы жили в одной из таких лачуг.

Валерка ни разу не был у Кати, да и вообще он мало кого посещал, кроме Гайворонских. Какое-то смущение испытывал Валерка при этих посещениях: ему казалось, что хозяевам в тягость присутствие чужих. Даже в пасху, когда собиралась ватага человек в шесть-семь, его не оставляла стеснительность. На улице он, бывало, еще храбрился и топал вместе с Юркой впереди, но едва заходили во двор, как Валерка покидал «фронт», и к крыльцу оказывался в самом хвосте — так и незаметнее и проще выскочить из дома обратно.

Один же он совсем терялся. Да и, признаться, вызываясь навестить Катьку, он, разумеется, рассчитывал на Юркино содействие. Однако…

Валерка остановился возле ворот Поршенниковых, огляделся по сторонам. Ну, чего стоит войти, спросить, почему Катька не ходит в школу, и уйти. Ведь никто не заругает его, не съест. И все же Валерка стоял в нерешительности. Надо было подождать Юрку. Он бы сразу все выяснил, он умел это делать. Валерка потянул калитку. Если она окажется запертой, он уйдет и завтра скажет, что никого из Поршенниковых не застал дома. Но калитка, скрипнув, отворилась. Валерка почти испугался. Закусив нижнюю губу, он придержал дверцу и еще раз оглянулся. От насыпи шла женщина. Валерка понял, что будет выглядеть подозрительно, если вот так и останется стоять у приоткрытой калитки. Нужно решаться: туда или сюда…

Никто никогда не поймет и не оценит Валеркиного подвига! Он распахнул калитку, вошел во двор и, обходя разбросанные дрова, направился к двери. Он выспросит все и даже больше — он категорически заявит: «Чтоб завтра Катька была в школе!» С горячностью Валерка распахнул дверь. Темнота ослепила его, в нос ударил дрянной запах не то квашеной, не то гнилой капусты. Валерка пошире открыл дверь и осторожно спустился вниз. Земляной пол глушил шаги. Слева к стене была прибита низкая полка шириной в две доски. На ней стояли ведро, две корзины. Возле корзины лежало что-то вроде мокрой тряпки. Проходя мимо, Валерка различил перья. Зарубленная курица. Нет, не курица, а петух — вот и голова с большим темным гребешком. На гребешке — бородавка… Бородавка? Валерка вздрогнул. Хвоста у петуха не было, торчало одно перо, и то было сломано. Шея общипана… Это был Мистер!