В союзе звуков, чувств и дум

Действительно, кто из нас не любит Татьяну? Но попробуйте завести разговор о том, какая она, Татьяна, и сначала непременно наступит заминка, затем, как правило, возникнет довольно беспорядочный спор и в результате выяснится, что каждый из присутствующих любит «Татьяну милую»свою, не похожую ни на чью другую, и каждый будет уверен, что его Татьяна и есть пушкинская. Главные разногласия возникнут по поводу внешнего облика героини. В этом легко убедиться, если просто сравнить разные иллюстрации к роману: здесь в безмолвном споре точка зрения каждого художника фиксируется в конкретном изображении. И ни одно не похоже на другое.

Это естественно. Потому что более или менее определенного описательного портрета Татьяны (как, впрочем, и других действующих лиц) Пушкин не дает. Не дает даже ни одной подробности такого рода, которая бы указала конкретный путь для руки художника: неизвестно, какой у Татьяны лоб, какой формы нос, даже о цвете глаз и волос можно только догадываться. При всем том нам кажется, что мы ее видим.

В чем же дело?

В том, прежде всего, что относится к одному из главных принципов изобразительности в словесном искусстве вообще.

Сводится этот принцип, коротко говоря, к тому, что писатель, желая вызвать у читателя яркое представление о событии, о наружности героя, о пейзаже и т. д., может не уподобляться живописцу с его конкретным изображением предмета, а «опираясь на специфическую силу слова... передать впечатления, производимые предметом»⁷... Это не значит, что перед художником слова закрыт путь живописца. История мировой литературы дает нам множество великих образцов живописного искусства: достаточно вспомнить Бальзака, Золя, Гоголя, Льва Толстого, Чехова. Сам Пушкин в отдельных случаях прибегает к методу живописного изображения (особенно в прозе). Однако в поэмах исключая, может быть, «Домик в Коломне» автор в большинстве случаев создает облик своих героев методом, присущим лишь словесному искусству и никакому другому более.

Поскольку нас преимущественно будет интересовать Татьяна Ларина - попытаемся уяснить общий процесс словесного изображения, не отклоняясь по возможности от ее портрета.

Пушкин, очевидно, представляет себе свою героиню «как живую». Существовала ли та единственная, с которой «образован Татьяны милый идеал», или для создания этого идеала потребовалось соединить черты нескольких прототипов, или все в этом идеале создано силой воображения, - для нас важно, что автор, различая малейшую подробность характера и облика героини (это обязательное условие)» не запечатлевает эти подробности в слове, то есть не навязывает читателю своего единичного видения, зато щедро делится мыслями и чувствами, возникающими у него по поводу каждого душевного или физического движения героини. Иными словами, изображение доходит до нас не непосредственно, как на картине, а опосредованно: через впечатление, ощущение, отношение автора - через его оценочные эмоциональные и интеллектуальные сигналы.

Эти сигналы у Пушкина имеют свойство необычайно возбуждать творческую природу читателя, который под влиянием того или иного сигнала сам невольно включается в творческий процесс, и уже в силу собственного опыта, воображения, душевных склонностей создает свое единичное представление. Представление это имеет более или менее (в зависимости от индивидуальности читателя) отчетливые конкретные черты, кажущиеся запечатленными в пушкинском тексте, а на самом деле только вызванные им. Можно сказать, таким образом, что автор превращает невидимое в видимое.

Это - одно из чудес поэзии.

Возьмем первое появление Татьяны.

Итак, она звалась Татьяной.

Ни красотой сестры своей,

Ни свежестью ее румяной

Не привлекла б она очей.

Дика, печальна, молчалива,

Как лань лесная боязлива,

Она в семье своей родной

Казалась девочкой чужой.

Она ласкаться не умела

К отцу, ни к матери своей;

Дитя сама, в толпе детей

Играть и прыгать не хотела,

И часто целый день одна

Сидела молча у окна.

(Глава II, строфа XXV)

Как видим, здесь нет ни одной портретной детали, которую можно было бы положить на холст.

Действительно, как можно изобразить «дика, печальна, молчалива, как лань лесная боязлива» - самую, пожалуй, «осязаемую» деталь этой строфы? Между тем, «сквозь магический кристалл», перед каждым из нас пока смутно, но вырисовывается тоненькая девичья фигурка с бледным личиком (ни свежестью ее румяной), сторонкой и неслышно (как лань лесная боязлива) пробирающаяся к своему любимому месту - у окна...

Нет, неверно! Не перед каждым из нас, а передо мной вырисовывается это видение; а перед каждым из вас - другое: неизобразимое «дика, печальна, молчалива» и т. д. мы всетаки невольно изображаем для себя - столькими способами, сколько есть нас, читателей.