В состоянии необходимой обороны

И только тогда Наталья, подойдя ко мне, присела на край кровати, погладила меня по голове и даже чмокнула в нос. Ох уж эти русские женщины! И когда они избавятся от идиотской манеры изображать не любовниц, а матерей!

Тем не менее я оживился и после нескольких безуспешных попыток склонить Наталью к чему-то большему, чем поцелуй, все-таки поднялся. Пора было завтракать, а это значит – заваривать кофе, а уж этого я точно ни одной женщине на свете не доверю.

Наталья вела себя как ни в чем не бывало – абсолютно спокойно и с достоинством. Очевидно, сам факт измены мужу ее не интересовал, и двигали ею какие-то неясные мне, чисто женские побудительные мотивы. С загадочной и нежной улыбкой она накладывала мне в тарелку жареную картошку с яичницей. (Терпеть не могу плотно завтракать – я же потомственный городской житель! Вот плотно ужинать – другое дело.) С одной стороны, такая жизненная позиция вызывала во мне уважение. Мне всегда казалось, что именно так должны были вести себя хорошие крестьянские девки в деревнях, еще не испорченных революцией, с еще не нарушенным патриархальным укладом. Любвеобильные, не бесстыдные и не пугливые, с характером ровным и сильным – не знаю, какие же для таких женщин должны сыскаться мужчины, тут ведь любой супергерой притихнет и почувствует себя нашкодившим мальчишкой. Странная тоже и мораль у этих женщин – стоит только посмотреть, за кого они выходят замуж, кого они любят, на что готовы пойти, – зачем они всю жизнь тащат на себе всех этих некачественных и слабосильных представителей в штанах? Силы, что ли, девать некуда? Надеюсь, что Наталья женщина уже довольно мудрая – возраст-то не девичий – и не строит на мой счет, жалкого полуинтеллигентишки, каких-то иллюзий? Неудобно может получиться…

Мы оделись, запахнулись в шуршащие плащи – погода, словно следуя за моим внутренним душевным состоянием, опять успела испортиться, и вообще, все эти смутные осенние полутона сегодня навевали тревогу. Знакомое ощущение – внутренний, ничем, казалось бы, не обоснованный мандраж. Начинается неожиданно, прекращается внезапно. Обычно ничего-таки не значит. В девяноста случаях из ста… Но иногда это и вправду предостерегающее от неприятностей предчувствие. Эх, научиться б еще отличать ложную тревогу от неложной…

Но вот шедшая впереди меня по лестнице Наталья никаких признаков беспокойства не проявляла. А ведь женщина! Не мне к ней соваться со своими предчувствиями, совсем как дурак буду выглядеть… Кстати. Надо было первому по лестнице спускаться, похорошему-то, по этикету – на тот случай, если барышня споткнется, чтоб успеть поймать… Неудобно получилось – чего это она мне дорогу прокладывает? Надеюсь, она не заметила такой моей небрежной невежливости.

Во дворе в ноздри мне ударил запах сырости и даже какой-то грибной плесени. В подворотне, что ли, наросло? Бедняга «Москвич»! Каково-то тебе под дождем! Не люблю я такого отношения к машинам. Старый отцовский «жигуленок» я и то на зиму обычно в соседский гараж загоняю. А то знаю я эти шутки – снегом накроет, мальчишки на крыше прыгать будут, а то и на санках скатываться – множество по весне в Москве появляется на свет божий таких «подснежников» – покореженных, с черным снегом на капоте, с выбитыми стеклами…

Мы сели в машину. Я повозился на сиденье, устраиваясь поудобнее. А все-таки родной «жигуль» мне был привычнее. Он был как продолжение моей собственной прихожей, и под ногами тот же резиновый коврик… А это сразу чувствуется – понтовая машина. С большой буквы Машина. Для имеющих чувство собственного достоинства… И пахло у меня в «жигуленке» по-домашнему, привычно. А тут… Я принюхался. А это что за запах? Барахлит он уже, что ли? Может, я на нем ездил неаккуратно? Как раскаленное железо… И похоже, будто бензин потек. Странно.

Повернув ключ зажигания, я вдруг сообразил, что это такое могло быть. Как молния сверкнула у меня в мозгу, расколов его надвое.

– Беги! – заорал я Наталье, рывком распахивая дверь.

К счастью, упрашивать ее не пришлось – не такая она, оказывается, медлительная, как я думал…

Я выскочил следом, и не чуя ног мы добежали до лестницы в углу двора (двор наш стоит как бы в яме, потому с улицы, на наше счастье, в него спускается добротная каменная лестница) и даже успели пробежать один пролет вверх, когда «Москвич», изрыгнул из себя ядерный гриб пламени, теряя по пути с ним мелкие железные детали, и черные клубы дыма понесло в подворотню. Капец плесени, подумал я… Почему-то я вовсе не был испуган, – возможно, я просто пребывал в шоке. Наоборот, я был приятно возбужден и исполнен деятельной энергии. С некоторым даже эстетическим наслаждением я любовался догорающими остатками машины. На минуту я представил, что вместе с машиной могли бы догорать и мои останки, и возблагодарил – э-э… не знаю, кого точно я возблагодарил, не уверен. Чего мелочиться – за свое спасение я готов объявлять благодарность любому.

– Что это было? – спросила бледными, онемевшими губами Наталья.