При этих словах сидевший на постели в своей обычной позе Никита Мозырь вскочил.
– Домой? Это куда? – Он вытянул руку к окну. – Туда не хочу! Там все сумасшедшие.
Взяв Никиту за руку, Олег Держикрач не улыбнулся, наоборот, он стал серьезен, как никогда.
– Понимаю, голубчик, но срок вышел, держать вас дольше не имею права. Надеюсь, вам лучше?
Никита Мозырь скривился.
– Лучше? А что такое «лучше»? Когда умирать страшнее, чем жить? – И вдруг разрыдался: – Я не люблю людей, не люблю… Как мне жить? Как жить?..
Олег Держикрач молча вышел.
– Как прошел день? – встретила его жена.
– Осточертело! С каждым приходится возиться.
Он сказал это нарочито грубо, отмахнувшись от вопросов, чтобы не будить в себе жалость. За ужином он тщетно пытался вычеркнуть из памяти тщедушного шизофреника из шестой палаты. «Бессмысленно, – думал он, запершись у себя в кабинете, – все абсолютно бессмысленно». А на другой день, зайдя на больничную территорию, сразу направился в дирекцию больницы, где написал заявление об уходе.
– Я только что ушел с работы, – позвонил он жене. – На что мы будем жить?
– Что-нибудь придумаем, – ровным голосом ответила она.
В отделении к его уходу отнеслись с внешним безразличием, будто и не было стольких лет, проведенных вместе, – все оставалось по-прежнему, только медсестры, встречая его, отводили глаза, гадая, кто займет его место. Собрав персонал, Олег Держикрач отдал последние распоряжения, вскользь заметив, что уходит не из-за случившегося с больным, а по личным обстоятельствам. Это никого не интересовало, бывшие подчиненные смотрели сквозь него, будто его уже не существовало, и он в конце сухо извинился, что прощальной вечеринки не будет. Обходя палаты, он чинно откланивался, советуя продолжать начатые курсы, и только в шестой долго тряс руку Никиты Мозыря, подавляя в себе желание его обнять. «Вот, – протянул он клочок бумаги с интернет-адресом, – заходите, если станет тоскливо».
Это был адрес группы.
Олег Держикрач уже не был ее администратором. После истории с Раскольниковым, когда группа показала себя во всей красе, курировать ее у него уже не было ни желания, ни сил. Поколебавшись, он остановил выбор на Степаниде Пчель, которой передал свои полномочия.
Три сестры
Их было две – Зинаида и Степанида. Аделаида была интернетовским клоном. Хотя тоже носила фамилию Пчель. К ее услугам прибегали, когда хотели осадить какого-нибудь ретивого комментатора.
«Мой юный друг, – начинала тогда Степанида Пчель тоном школьной учительницы, – алфавит вы знаете, но писать вам пока рановато».
«Алфавит? – тут же подключалась Зинаида Пчель. – Да он букварь на самокрутки пустил!»
«А про дурку рассказывал? – добивала Аделаида. – Или только про тюрьму?»
Жизнь в провинции, как трамвай, катится по раз и навсегда проложенным рельсам. К своим тридцати сестры успели сходить замуж, разойтись и завести на двоих одного ребенка. Рожала Степанида, а воспитывала Зинаида. «Тетя Зина хорошая, – шепелявила девочка, с годами все меньше похожая на мать. – А ты кукушка». Степанида не обижалась, а объектов для ревности ей хватало и без сестры. Она была нервной, сухой, с высоким пучком волос на голове, и мужчины, проведя с ней ночь, годами обходили ее стороной. «Ну что ты, что ты, – обнимала сестру полнокровная Зинаида, уложив ребенка. – Он оказался мерзавец, зачем же он нужен? Вот увидишь, все еще наладится». Но обе знали, что налаживаться нечему. Вечерами сестры пили чай, играли в «подкидного», а ближе к ночи залезали в Интернет. Бессобытийная жизнь ожесточила их сердца, а скука сделала из них злобных троллей. При этом Степанида, которая втайне надеялась подцепить мужчину, перетащив его из виртуального пространства в реальное, еще сдерживалась, а Зинаида, слетая с тормозов, троллила всех подряд.
«Ой, ты мой маленький, – сюсюкала она с Иннокентием Скородумом, так же как с ребенком Степаниды. – Сколько книжек написал – скоро и читать научишься!»
«Убивец! – хохмила она над Раскольниковым, представляя его таким же клоном, как Аделаида. – Занимаешься какими-то авелями, а в округе столько старух!»
«И язык у него бандитский, – била она с двух рук, привлекая Аделаиду. – Помню, в дождь встал ко мне под зонтик и спрашивает: «Сколько возьмешь за «крышу»?»
Не щадила Зинаида и женщин, считая всех феминистками за одно появление в Интернете.
«Мужика тебе надо, – подначивала она Даму с @. – А то со своей собачкой сама сукой станешь».
В группе с Зинаидой Пчель не связывались, а Олег Держикрач, будучи еще администратором, смотрел на ее выходки сквозь пальцы. Ему было не до Зинаиды Пчель. После самоубийства преподавателя философии он решил уйти из больницы, и в его заявлении было всего три слова: «Больше не могу». Однако его не отпустили, уговорив взять отпуск.
– Куда мы без вас, – похлопал его по плечу главврач. – Я был бы плохим администратором, подписав заявление.
– Поймите, даже у металлов накапливается усталость.
– Вот и отдохните, вы же знаете, в нашей профессии это бывает. А через месяц легче станет. Договорились?
Проклиная свою безвольность, Олег Держикрач кивнул.