В споре со временем

Но всё это отступило на задний план, как только мы узнали, что после долгих "ничего существенного не произошло" - в начале июля начались бои на двух направлениях: Орловско-Курском и Белгородском.

И вдруг в самом огне битвы - третья встреча друзей... Кока написал о ней коротко: "9.7.43. Мимоездом я был у него. Прокалякали ночь напролёт, а с рассветом я двинулся к себе домой. Саня за это время сильно поправился. (...) Всё пишет всякие турусы на колёсах и рассылает на рецензии".

Саня пишет мне о "великих боях", о которых он думает, что они? Перевернут ещё одну страницу истории или не войдут даже в сводку Информбюро? Настроение у лейтенанта Солженицына - то сверхсильное, шагающее через себя, то безразлично-тупое, то напряжённо-острое.

* * *

Я же в начале августа была послана со своими студентами на работу в колхоз, где мне пришлось немало повоевать с тамошним начальством, чтобы обеспечить своим ребятам мало-мальски приличные условия жизни и питания. Я была старше своих учеников, но, проводя все дни с молодёжью, почувствовала себя совсем юной. "...Близость с ребятами,- писала я мужу,- сделала меня прежней резвуньей-девочкой. Вспомнила с ними все наши студенческие игры".

Особенно поднялось моё настроение, когда к нам туда дошли вести о взятии Орла. Я тотчас же отправила письмо: "...наши на улицах Орла. А где ты?"

Как раз в эти дни Саня был в Орле.

15 августа моему мужу был вручён орден Отечественной войны II степени.

Какими словами воскресить неповторимое настроение тех недель! Ведь всего год прошёл со времени, когда, раскрывая газету, мы мечтали о том, чтобы в сводках не было названий городов. Потому что тогда их только сдавали.

А теперь мы чувствовали себя несчастными, если не находили сообщения о новых и новых освобождённых нашей армией городах, форсированных реках. Движение вперёд уже чуть ли не вошло в привычку. На что теперь жалуется в письме лейтенант Солженицын? На вынужденные остановки... На то, что нет стрельбы с утра - за ночь немцы откатились на новый рубеж.

С Кокой пока не виделись. Оба надеются и ждут. Пока что вместо этой желанной встречи произошла другая - со своим... учеником. К Александру привели старшего сержанта, отставшего от части. Родина? Ростов. Где жил? На Пушкинской улице. До какого года? До августа 41-го года. А потом? Эвакуировался в Морозовск. (!) Где там жил? На Батрацкой улице около ремзавода. Учился, работал? Учился. Где? В Луначарке. В каком классе? В девятом (в его классе!!!) Фамилия? Попов.

И тут Сане стало ясно, почему с первого взгляда лицо паренька показалось таким знакомым. "В моём классе",- Саня в письме даже дал разрядку! - Сидел во втором ряду от двери, шалопай был редкий, на уроках появлялся раза два в неделю. А парень не помнил ни своего наставника, ни меня - его супругу. А чету Амплиевых, Сёмочкина да Петра Ивановича почему-то помнил.

Саня очень рассердился на этого "редчайшего шалопая", каким парень остался и на войне. В поведении и манерах парня "столько распущенности, в его словах столько фатовства, что, как мне ни приятно было бы иметь в своей батарее земляка и своего ученика, я, кажется, устрою его... в контрразведку. Тогда он, может быть, меня запомнит!"

Я уже чувствую: если в письмах много говорится о литературе, о послевоенных планах - значит, в эти дни на фронте было спокойнее. И из писем я узнаю, что Саня "начинился динамитом" от книги об академике Павлове. Вот бы удивился комбат Солженицын, скажи ему тогда, что полтора десятка лет спустя он будет преподавать в том же здании, по коридорам которого бегал некогда мальчонка-семинарист Ваня Павлов. Солженицыну импонирует единство цели в жизни великого учёного и он делает вывод и для себя, что нужно перестать кидаться на всё интересное - математику, философию, психологию и педагогику, и иностранные языки, и политэкономию. Но пока что, однако, его продолжает интересовать всё. Но, конечно, главное - писательство.

Почти окончен рассказ "В городе М" - по впечатлениям отчасти морозовским (о Броневицком), отчасти уже из наблюдения за освобождёнными маленькими городами. Саня старается заезжать в каждый освобождённый город, даже если он в стороне от его основного маршрута.

Несколько спокойных дней он использует для работы над рассказами. Кое-что получается. Саня собирается их переслать Константину Федину: во-первых, верный ученик Горького, во-вторых, старая симпатия Сани (война помешала узнать его мнение о "Заграничной командировке" и "Речных стрелочниках"), в-третьих, Лида недавно очень ценно написала о его эрудиции и художественном вкусе.

С большим трудом Сане давался рассказ "В городе М". Перед концом какой-то срыв, и всё время тон и образы казались фальшивыми, надуманными, слова - неподходящими.

* * *

Занятия в техникуме начались у меня в середине октября. Жизнь моя оживилась и неожиданно стала интересней, чем в предыдущем учебном году.