В споре со временем

Наш отдых редко малоподвижен. Разве что две недели в 59-м году в Черноморском с утренними и вечерними купаниями. Больше мы всё время в движении. Причём маршрут составлен заранее. А также строгий график, предусматривающий и пересадки, и остановки, и — попутно — встречи с друзьями. Для этого заранее изучено железнодорожное или пароходное расписание, посланы запросы, припасены карты и справочники, составлены карточки по особо достопримечательным местам.

Поезда подбрасывали нас в разных направлениях, радиусами от Москвы. То в Ленинград, а из него в Осташков или в Прибалтику, то в Крым или на Кавказ, то во Владимир, а то и в Иркутск… А там уже — более ближние поездки или походы по намеченным маршрутам.

Кроме Волги, Оки и Москвы-реки, на теплоходах мы плавали ещё по Днепру, по Каме и Белой, по Енисею.

Самой удивительной рекой нам показался, конечно, Енисей.

А на Днепре больше всего покорил нас Канев — город, где похоронен поэт Шевченко. Канев живописно расположился на покрытых лесом холмах. Запомнились яркие многочисленные ночные огни пылающих металлургических печей Днепродзержинска. Очень величественно предстаёт со стороны Днепра древний Киев с обращённым к реке памятником святому Владимиру.

Много было совершено нами прогулок по прекрасному Киеву. Удалось проникнуть даже в Кирилловскую церковь, где много лет ведутся реставрационные работы, посмотреть интересные фрески Врубеля…

* * *

2 ноября 59-го года Лев Зиновьевич Копелев приехал в Рязань прочесть лекцию о Шиллере. У нас он пробыл лишь с вечера до утра. Перелистав рукопись «Ивана Денисовича», отмахнулся от неё, небрежно бросив: «Это типичная производственная повесть». Да ещё нашёл, что она перегружена деталями.

Однако через два года с помощью того же самого Копелева повесть была передана в «Новый мир».

ГЛАВА VIII Перекрёстки

В ноябре 1962 года, через несколько дней после публикации «Ивана Денисовича», я везла, ошалевшая от счастья, в Москву два новых рассказа мужа. В нашем удобном электропоезде Рязань — Москва, с мягкими сиденьями и откидными спинками и столиками, так уютно бывало всю трёхчасовую поездку читать и даже делать записи. Но на этот раз она прошла в оживлённой беседе. Попутчиком оказался доцент моего института. Разговор коснулся «Нового мира».

— Вообще-то я его не читаю, — сказал он, — но вот 11-й номер надо будет достать. Кстати, вы читали статью Симонова в «Известиях»?

— Читала не только статью Симонова, но и самого «Ивана Денисовича»,и, не удержавшись, впервые призналась: — Его автор — мой муж!

С тем же доцентом я встречусь поздним декабрьским вечером 70-го года на стоянке такси, сойдя с поезда Москва — Рязань. Это произойдёт вскоре после присуждения Солженицыну Нобелевской премии и в разгар наших личных драматических событий. Мы вспомним с доцентом о той, 8-летней давности, поездке.

Доцент, вероятно, забыл об этой встрече через несколько минут. А меня этот разговор заставил заново пережить множество событий того, ныне уже далёкого времени. То были переломные годы нашей жизни, когда сбывались давние надежды и рождались новые, когда мир казался солнечным даже в пасмурную погоду и ничто, казалось, не предвещало позднейшей катастрофы.

Перед моими глазами пробегают кадр за кадром из фильма о моей собственной жизни, заставляя меня снова радоваться, снова волноваться.

Но как много значит, если знаешь финал фильма! То, что когда-то представлялось значительным, порой отступает на второй план. А некоторые события, когда-то казавшиеся не столь уж важными, отдельные поступки, детали поведения обретают больший смысл. И ловишь себя на мысли: как же можно было не видеть, к чему это приведёт!..

Я снова и снова просматриваю киноленту былых лет, останавливая то один кадр, то другой — чтобы пристальней вглядеться, чтобы лучше понять…

…Я иду по заснеженной зимней улице в институт. Муж уехал в Москву утренним семичасовым поездом на первую встречу с первым своим редактором. Он едет к Твардовскому в «Новый мир».

А у меня, совсем некстати, — открытая лекция по полимерам. Это как-то опустило на землю, ввело в привычное русло. Закрались сомнения: а действительно ли изменится наша судьба?.. По дороге загадала: если первым со мной поздоровается мужчина — у Сани всё будет удачно!

Первым поздоровался наш институтский дворник, милейший Павел Алексеевич, дядя Паша. Да не просто поздоровался, а, как редко кто в наши дни делает, снял шапку и низко поклонился.

Вечером Александр Исаевич вернулся домой. Приехал он какой-то даже растерянный. Молча вынул из чемоданчика и показал нам с мамой большой плотный лист, на котором значилось: ДОГОВОР.

Сменяют друг друга месяцы. Прошла весна, кончается лето. Вопрос о публикации «Ивана Денисовича» всё ещё не решён. Письмо из «Нового мира» обнадёживает: «…новости могут быть каждый день…»

И ровно через неделю после его получения у нас дома произошёл курьёзный случай. Отдыхая после обеда, мы оба читали, каждый своё. Вдруг муж говорит мне:

— Что это за часы в нашей комнате?

— Будильник.

— Нет.