В среду пошел снег

- Ничего он не сказал! Тебе послышалось, Вова. День у тебя сегодня такой. Может,

тебе, Вова, к эндокринологу сходить? - он хохотнул, но тотчас же осекся – смех в

окружающей его унылой тишине прозвучал жалко.

Прикрыв окошко, он тронулся с места и через несколько метров обогнал незнакомца - тот

снова стоял у дороги и казался совершенно плоским трафаретным пугалом. Авдеев

посигналил коротко и прибавил газу, стараясь не смотреть в зеркало заднего вида - ему

показалось, что за спиной у мужчины трепетали на ветру два прозрачных крыла.

Доехав до поворота, он, как и было сказано, повернул направо. Дорога теперь шла через

совершенно неприглядную заросшую местность - тут и там попадались косые лачуги с

заколоченными окнами. Деревья стояли голыми, горестно вздымая изломанные ветви к

тяжелому жирному небу. Обочина пестрела мусором. Среди мусорных куч рыскали на

удивление крупные, худые собаки. Доехав почти до поворота, Авдеев увидел двух

дерущихся из-за добычи псов - они обхватили друг друга жилистыми руками и…

Он резко ударил по тормозам так, что машину занесло, и затравленно оглянулся, но кроме

гор мусора ничего не увидел. Его пробрала дрожь. Отдышавшись, Авдеев опустил

солнцезащитный козырек и уставился на свое отражение, округлив глаза.

-Ты сходишь с ума, - прошептал он и скривился - до того омерзительно влажно-шипящим

ему показалось слово «сходишь».

Было совершенно ясно, что поляков можно везти в гостиницу «Тихая Гавань» только

предварительно напоив до бессознательного состояния. Вне зависимости от того, какой

вид открывался из окон отеля, окрестности вызывали омерзение и страх.

По уму, следовало отзвониться Проскурне и объяснить ему, что «Тихая Гавань» проверку

не прошла и надо бы подыскать другую гостиницу.

-Так просто? - пискнул кто-то в голове у Авдеева. - Значит, позвонить Проскурне и все ему

рассказать? А если в других гостиницах не будет свободных мест? А если в других

гостиницах будет вдвое дороже?

«К тому же, - мстительно подумалось Авдееву, - я ему предлагал другие варианты. Сам

виноват».

При мысли о том, что полякам явятся собаки с человеческими руками, а то и что похуже, он почувствовал озноб.

«Скажусь больным, - осенило его, - с недельку проваляюсь в постели, а там, глядишь, все

обойдется».

Но что-то упрямо подсказывало ему, что ничего не обойдется.

«Жигули» со скрипом тронулись с места. Дорога после поворота была более ухоженной,

однако пейзаж оставался унылым и неприглядным. По обе стороны тянулась заросшая

сухим бурьяном пустошь. Вдоль дороги тут и там валялись пустые бутылки,

полусгнившие автомобильные покрышки, кучи строительного мусора. Собаки более не

показывались, но Авдееву постоянно чудилось движение справа и слева от машины.

Впереди была большая заасфальтированная площадка, в которую упиралась дорога.

Авдеев чуть прибавил скорость и, преодолев небольшой подъем, въехал на площадку.

Припарковался подле старого облепленного грязью и листьями «Форда», заглушил мотор

и вышел из машины.

Площадка заканчивалась невысоким декоративным забором, прямо за которым начинался

обрыв, а дальше, метрах в пятидесяти, внизу простиралось море.

В бесконечной дали, на линии горизонта, там, где на рейде еле угадывались крошечные

силуэты кораблей, серое нависающее небо соединялось с чудовищной массой воды.

Седые волны перекатывались через буи, разбивались о волнорез и, набираясь новых сил,

атаковали каменистый берег. Холодная черная вода пенилась барашками. Панорама была

столь же завораживающей, сколь и чуждой. Черное, непокорное, злое - море отрицало

всяческую причастность к себе людей. Даже корабли на горизонте казались

выплавленными из воды.

Авдеев постоял немного, вдыхая холодный морской воздух. Тишина на площадке

нарушалась лишь далекими криками чаек. Здесь, на пустынной стоянке, лицом к лицу с

бушующей природой, он почувствовал себя последним из живых людей, Уэлльсовским

скитальцем во времени, заглянувшим за горизонт событий.

Когда человек исчезнет, когда последний из разумных приматов испустит дух, в мире

ничего не изменится. Все так же будет катить свои воды великое море, все так же будут

опадать листья по осени, и небо будет плакать дождем. Останутся чайки и ржавеющие

суда на рейде, останется город за его спиной и дорога, ведущая в город.

И после осени наступит зима. Придут вьюги, и снегом засыплет упокоившуюся землю.

А потом наступит весна. Мир пробудится, и снова заиграет радугой каждая капля и

зазеленеет ковыль в полях, и первые робкие ростки пробьются сквозь трещины в

асфальте.

Не будет нас. Но мир не заметит.

-Да, - вырвалось у него, - поляки будут довольны.

Он поглядел направо и увидел покосившийся указатель «К Тихой Гавани».

К опарышевой заводи.

Авдеев тупо ухмыльнулся, набрал полные легкие воздуха, сел в машину и, сдав назад,

поехал в сторону пятиэтажного здания, расположенного неподалеку, на пригорке.

Облепленный грязью «Форд» за его спиной осел на два передних колеса, припав к земле.

Впрочем, Авдеев этого не увидел.

Он припарковался на небольшой стоянке возле главного входа, заглушил двигатель и