В старой Африке

Они хотели пробираться вдоль дороги и уже вошли в лес, как вдруг Ламбо опять толкнул Гая. Он выскочил на дорогу, опустился на корточки и стал поспешно осматривать землю. Вот окровавленный камень — им был убит солдат. А вот надкушенная просяная лепешка. Солдат ел стоя, а кто-то подкрался сзади. А-а, подожди, бвана… Женщина подала лепешку и вертелась перед солдатом: вот ее следы, а он болтал с ней и ел. Смотри — вот и след большого мужчины: он вначале стоял там, потом шагнул — видишь, большой шаг — и ударил солдата. Они оттащили убитого в лес, вернулись и пошли дальше. Что делать, бвана?

— Вперед! — указал Гай в сторону фактории № 201. Они пошли, стараясь не шуметь, осторожно выглядывая вперед на каждом повороте.

За час до ливня с вершины холма открылся живописный вид на долину, факторию и банановую плантацию позади нее. Деревни не было, очевидно, она находилась дальше, за изгибом долины. Вскоре с веранды их заметили. Гай махнул рукой и получил в ответ такой же знак.

— Марш бегом! — скомандовал он, а сам разорвал мешок и сделал из тряпья повязку на бедра. Снял с шеи пружину и колесо, поцеловал их и положил за камень, тщательно пригладил волосы и бороду. Приосанился.

Две фигуры в белых костюмах… Неужели он дожил до этого?! Сейчас будет ванна, обед…

Гай шагал вперед размеренно и чинно. Потом заспешил… И вдруг бросился бежать навстречу. В голове прыгало: «Наконец-то!»

— Стой! Ни с места! Руки вверх — нестройно, как два петуха в курятнике, заорали два голоса — тенорок и бас. Дом был поднят на сваи и со всех сторон окружен верандой, которую вместо перил прикрывал метровый частокол из тонких жердочек. Из-за этого заборчика испуганно торчали две головы и два ружейных ствола.

Гай оторопел. Такого приема он никак не ожидал.

— Кто ты? — пискнул тенорок.

— И какого черта здесь шляешься? — прогудел бас. Гай обиделся.

— Во-первых, не «ты», а «вы»; во-вторых, я не шляюсь, а хожу. Все объяснения вы получите немедленно, господа.

Он двинулся к лесенке.

— Назад! Стреляем без предупреждения! — крикнули за частоколом и стволы угрожающе зашевелились.

В ту же секунду прямо в лицо Гаю взметнулось желтое пламя и оглушительно бухнул выстрел. Это был крупнокалиберный карабин, далеко не последней модели — современное оружие не стреляет так громко. Гай был оглушен и ослеплен, инстинктивно качнулся назад, но носок сапога левой ноги попал под лиану, а пятка правой скользнула в ямку. Как подкошенный он упал навзничь и ударился затылком о землю. Встряска была так сильна и болезненна, что на время он потерял сознание. Потом, как сквозь сон, услышал громкий шепот на каком-то восточном языке. Эти двое совещались. Наконец бас спросил неуверенно:

— Вы умерли?

— Да, — ответил Гай сердито. Небо медленно вертелось над ним, голова болела. Вдруг он ощутил еще и жгучую боль в щеке. Пощупал — ожог от пули.

— Не лгите, мсье! — проворно вмешался тенорок. — Через щелку мне хорошо видно. И не вздумайте бросаться на нас — я сейчас же попаду в вас!

Гай сел. Его качало.

— Это вы чуть не убили меня, черт бы вас побрал! — Он ощупал голову со всех сторон. Снаружи все в порядке, внутри — смятение и боль. — Больше не валяйте дурака!

Из-за частокола вынырнуло жирное лицо, покрытое густой черной щетиной, из которой баклажаном свисал сизый нос.

— Это не я, мсье!

— А я, что ли?

— Это выпалил мой карабин. Он всегда стреляет сам! Гай встал на четвереньки, потом, покачиваясь, поднялся.

Он был очень зол.

— Назад! — опять испуганно крикнули два голоса.

— Дайте мне консервов и одежду! — со слезами в голосе взмолился Гай, вдруг сильно ослабев: у него подламывались ноги. — Я еле стою, слышите, вы!

— А деньги у вас есть? — спросил толстый.

— И документы? — добавил маленький.

Гай помолчал. Главное, здесь не за что было ухватиться — ни дерева, ни камня.

— Вы — идиоты, — сказал он вяло. — Я умираю. А вы — идиоты.

Он отковылял подальше и лег на траву за пригорком. Потом вынул пустой пистолет. Крикнул с отчаянием.

— У меня немецкий парабеллум, нате, смотрите хорошенько! Он прошибет одной пулей вас обоих, этот идиотский заборчик и две стены! — Очень хотелось отдохнуть, хотелось покоя. — Я вас убью, дураки, слышите? Дайте сюда одежду и консервы! Подавайте сейчас же! Я буду жаловаться на вас в Леопольдвиле лично полковнику Спааку и добьюсь, чтобы вас вытурили с работы! Несите еду и одежду!

Головы скрылись, и за заборчиком опять началось совещание. «Пусть все это выглядит смешным и жалким, но ведь пять минут тому назад они меня едва не убили, — думал Гай. — Я безоружен. Их двое. Ночью я усну, и они пристрелят меня. Как жаль, что я отослал Ламбо! Ах, как жаль! Один до 202-го я не дойду. Идти в деревню опасно: убьют жители. У меня нет другого выхода — договориться с этими двумя, сообщить им о письме и стать с ними в один ряд против местного населения. Отвратительно, позорно, гадко… Но неизбежно».

Голова болела, и мысли текли медленно.