На стенах, входах, косяках дверей, барабанах, ящиках всевозможных назначений можно видеть все те же полоски желтой бумаги с надписями преимущественно буддийского характера. [Иногда, впрочем, по наивному цинизму
Вслед за подобным пожеланием многолетия государю идут пожелания мира и тишины китайскому государству. Одно из них мы уже видели выше
Повсюду рассеяны надписи, которые должны свидетельствовать о чистоте поведения
«Природа моя, что луна — вечно светла».
«Это место чисто. Здесь бесстрастная тишь».
«Здесь торжествует строгость жизни».
Два знака — «Высокая обрядность», — написанные на двух майоликовых плитах, находятся у порогов храма и внушают верующим то же, что слова православной литургии: «Со страхом божиим и верою приступите».
«Запрещено курить», «Осторожно с огнем» — это столько же для самих
«Одернись, приведи себя в порядок и с благоговением совершай обряд». Надпись «Фонарь (т. е. свет) в бодисатве» понята монахами буквально и повешена в храме, на фонаре.
Следующая надпись, на книжном шкафу, содержит намек на исторический факт: «В спокойствии помысла истолковываем книги писания, хоть на три телеги». Намек заключается в том, что государь династии Хань (II в. до н. э.), прозванный потом Воинственным, отправляясь как-то раз в путешествие, забрал с собой пять телег с книгами. Книги тогда были из бамбуковых пластинок, а посему несколько в ином роде, чем нынешние, легкие и уемистые. По дороге случайно все эти книги сгорели. Но в свите государя оказался человек, некто Чжан Ань-ши, который наизусть упомнил содержание книг примерно на три телеги. Еще теперь говорят про обладающего большой памятью начетчика: в груди у него (т. е. в центре его мышления, иногда даже в животе), три кузова, или три телеги.
Я продолжаю свою прогулку по монастырю.
Два красивых павильона с круглой, радиусообразно выложенной черепичной крышей, содержат в себе по мраморной глыбе, покоящейся на черепахе. Это богдыхан, года правления которого называются «Парением ввысь» (Цянь-лун, 1736—1796)[7]
, затратив массу денег на украшение и улучшение храма, основанного еще в XIII в., решил запечатлеть свои деяния и с этой целью написал нечто вроде красивой оды[8], повелев затем перевести ее на тибетский, монгольский и маньчжурский языки, высечь все эти письмена на мраморе и водворить изготовленные памятники в специальные павильоны. Кроме этого, Цянь-лун написал массу замысловатых фраз, взятых из буддийских писаний, для украшения стен храмов.Я выхожу теперь из царства дерева, черепицы, меди и вступаю в царство мрамора. Передо мной ряд мраморных лестниц, ведущих от арки к арке, взбирающихся до огромной ступы[9]
(о ней — ниже) и ползущих по ней вплоть до слияния с общим белым сверкающим фоном. Огромные туи посылают свои ветви всюду. Они врезаются в арочные отверстия, пересекают лестницы, тянутся из щелей в мраморной стене, ползут далеко вверх и, наконец, на огромной высоте разрастаются в самостоятельные купы, полускрывающие от глаз нежную белую ступочку. Дико и красиво!Первая мраморная арка вся в непрерывном орнаменте, который, между прочим, как и фигуры, описываемые ниже, никакого отношения, к буддизму не имеет, но он передает мистические сюжеты, а таковые в представлении рядового и малограмотного китайца все в общем одно и то же, будут ли они буддийские, даосские или иные.