В Старом свете

Нина Михайловна вернулась домой поздно вечером и, узнав об открытке, разрыдалась. Она смирилась с тем, что зять её перебивался случайными заработками и подолгу не бывал дома, зато внучка с дочерью жили рядом. На разговоры Бори об отъезде она уже не обращала внимания. Как руководитель парторганизации она очень хорошо знала, что разговоры это одно, а реальная жизнь совсем другое. И вдруг такая новость! Конечно, жизнь идёт вперёд, она и сама изменилась и теперь готова последовать за дочерью, но у неё нет ни вызова, ни разрешения и если Рая со своей семьёй уедет, она останется совсем одна.

Когда тёща немного успокоилась, Боря сказал:

– Нина Михайловна, не расстраивайтесь раньше времени. Мы вместе пойдём в ОВИР. Вы напишете заявление, что хотите ехать с нами. Вам должны разрешить, вы же Раина мать.

– Да, да, конечно. Когда ты туда собираешься?

– Завтра.

– И ты меня возьмёшь, ты мне обещаешь?

– Конечно возьму, не беспокойтесь. – Борю поразила необычная робость, вдруг овладевшая тёщей. Он не видел её такой, даже когда вернулся в её квартиру после ссоры.

Утром, перед тем как Рая пошла на работу, Боря предупредил её, чтобы она никому ничего не говорила. Конечно, он не верил слухам, но осторожность не помешает. В Советском Союзе жизнь человека всегда ценилась не очень высоко, а уж жизнь предателя и отщепенца, собирающегося эмигрировать, тем более. Теперь они были одинаково беззащитны и перед советским законом и перед бандитами, которых этот закон формально преследовал.

В ОВИРе Нина Михайловна написала заявление, что хочет выехать за границу вместе с дочерью. Ей сказали, что её просьбу обязательно учтут, однако будут рассматривать в порядке очереди, а о результатах сообщат дополнительно. Семья же Бориса должна покинуть пределы Советского Союза в течение шести недель. Им нужно будет принести в ОВИР те же документы, что и в прошлый раз.

В списке значились центральный пункт проката, военкомат, ЖЭК и десяток других учреждений. Только предъявив справки о том, что ни одно из них не имеет к отъезжающему материальных претензий и заплатив за отказ от советского гражданства, можно было обменять советский паспорт на визу[8].

На сей раз проблемы с характеристикой уже не было, а поскольку Боря формально ни на какой работе не числился, он обратился в домоуправление. Управдом не рискнул собирать политический митинг.

Его подчинённые – два водопроводчика и электрик были типичными представителями своего класса и сразу после собрания могли завалиться в магазин, а тогда на работу они бы уже не вернулись. Управдом вообще старался организовать их расписание так, чтобы они встречались как можно реже, а зарплату выдавал им наличными и только в пятницу в конце рабочего дня. Боре он дал справку, в которой указывалось, что гражданин Коган живёт случайными заработками и является тунеядцем. Борис хотел даже сделать себе копию на память, но ехать в нотариальную контору и стоять ещё в одной очереди ему было лень.

Собирая справки, Боря мотался из одного конца Москвы в другой. Домой он возвращался поздно вечером, но всегда был готов к любовным сражениям. Это удивляло его самого, он был женат больше десяти лет, а после рождения дочери неудобные жилищные условия очень ограничивали его возможности. Потом начались командировки, шабашка и он вообще подолгу не появлялся дома, а теперь и вовсе собирался уезжать из страны. Кажется, не до того, ан нет, ещё как до того. Ощущение близости свободы придавало ему не только моральные, но и физические силы. Даже после целого дня разъездов, выстаивания в очередях и успешной или неуспешной дачи взяток чиновникам ему хотелось Раи также, как и до свадьбы. И хотя у неё первоначальная эйфория сменилась нервозностью, а он каждый раз должен был её уговаривать, желание захлёстывало его и он будил её по нескольку раз за ночь.

В «листе отъезжанта» появилась новая графа – предстояло взять открепительный талон в ломбарде. Почему власти добавили ломбард, было совершенно непонятно, ведь этому заведению человек в принципе не может быть ничего должен, но Боря уже давно не удивлялся идиотизму системы. Он лишь хотел побыстрее закончить все формальности.

В кабинете директора сидела молодая женщина, которую вполне можно было назвать красивой, если бы не излишняя полнота. Она внимательно посмотрела на Когана и сказала:

– Боря?

– Да, а откуда вы меня знаете?

– Помнишь, как ты отдыхал с дочкой в Крыму?

– Таня?!

– Тогда ты называл меня Таня-большая, но теперь я стала гораздо больше.

– Ты бросила цирк?

– Как видишь.

– Что случилось?

– Это долгая история.

– Я не спешу, – сказал он, сильно покривив душой.

– Ну, тогда слушай.