В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945

Гитлер. Все так, но все равно это те же старые силы. Никаких новых у него нет. Я одного не понимаю. В этих танковых корпусах от одних танков пользы мало. Они всегда твердят, что теряют в танках уйму людей: кто сгорает, кого убивают.

Цейцлер. Он в таком же положении, как и мы. Мы не волнуемся по поводу укомплектования танков личным составом. У нас всегда есть экипажи для замены.

Гитлер. Вечером я все это еще раз обдумаю.

Цейцлер. Хорошо, но мне нужно решение. Дорог каждый день.

Гитлер. Ладно, решено.

Цейцлер. Я могу отдать приказ? По крайней мере, это помогло бы.

Гитлер. Да, можете отдать. В его распоряжении одна дивизия. Но уступить это[249] – хорошо, Цейцлер, рассуждать в печальном тоне и говорить, что он потерян. Но когда мы дойдем до такого состояния, что действительно его потеряем, тогда наш друг Манштейн никакой ответственности за это на себя не возьмет.

Цейцлер. Это очевидно.

Гитлер. Нас ждут трудные времена; вот-вот начнется серьезный кризис здесь[250], и он немедленно скажется на Турции. Они хотят силой втянуть Турцию в войну к 15 февраля. Если случится кризис в Крыму, тогда они используют его в пропагандистских целях. Тогда приятель Манштейн снимет с себя ответственность и скажет, что это дело политики.

Цейцлер. Да, и это будет очень серьезно, потому что многого нам не удержать.

Гитлер. Мы ничего не сможем удержать. Последствия будут катастрофические. Они будут катастрофическими в Румынии. Это главный рубеж здесь. Пока мы остаемся здесь и здесь и пока у нас есть плацдармы, строить аэродромы здесь будет делом рискованным.

Цейцлер. Да, это случится только в том случае, если мы здесь ничего не предпримем и не вмешаемся в ход событий, и значит, в целом будущее решается на участке 1-й армии.

Гитлер. Учтите одно. У нас уже был один или два подобных случая, когда все твердили, что все потеряно. Позднее неожиданно получалось так, что нам удавалось стабилизировать положение.

Цейцлер. Тем более, что это такой жизненно важный район для нас; он находится так близко.

Гитлер. Полностью согласен. Недаром я не отпускал 4-ю горную дивизию. Но нет никаких признаков того, что у противника там полностью новая армия; это просто те войска, что отдохнули. Вы говорите, что это начало зимнего сражения, – это просто продолжение предыдущего; в них нет различия.

Цейцлер. Поэтому я еще и не назвал это зимним наступлением.

Гитлер. Противник хочет сделать так, чтобы у нас не было времени восстановить свои силы, и потому продолжает драться. Вот и все. Но вы уже убедились, что кое-где его ресурсы иссякают. Здесь он вымотал себя до конца. Постепенно все это сошло на нет.

Цейцлер. Вопрос только в том, не сделал ли он это намеренно, чтобы сейчас снова начать наступление там.

Гитлер. Не думаю.

Цейцлер. Все равно не похоже, чтобы он испытывал какие-то трудности. Он просто не спешит здесь.

Гитлер. Потому что не может сделать большего. Не надо думать, что он, подобно древнему великану, становится крепче, собираясь с силами.

Цейцлер. Но он держится столько месяцев подряд.

Гитлер. В один прекрасный день он задохнется. Я прочел этот доклад. На мой взгляд, главное то, что моральный дух в войсках не на должной высоте. Вот что главное.

Цейцлер. Поэтому я всегда и пересылаю эти доклады. Мне надо учитывать такие вещи.

Гитлер. В конечном счете именно я всегда обращаю на это внимание. Я говорил здесь об этом с людьми из танковых корпусов. Они рассказывают, что как раз пехота не воюет. Но не всегда дело в этом. Некоторые дивизии хорошо воюют, и на их участке фронта не бывает неприятностей. Когда мне кто-то говорит, что нет смысла работать над моральным состоянием пехоты, я скажу вам одно, Цейцлер, я человек, который лично создал и возглавил, может быть, величайшую организацию на земле, и я до сих пор руковожу ею. У меня были случаи, когда из некоторых областей сообщали: здесь мы никогда не победим социал-демократов или здесь нам никогда не одолеть коммунизм, это просто невозможно, мы никогда не возьмем над ним верх… если какой-нибудь офицер говорит мне, что нет смысла говорить с простым солдатом, единственное, что я могу сказать: это доказывает, что у него нет авторитета. Рядом служит другой человек, и он имеет власть над своими людьми. Не пользуешься авторитетом, значит, должен уйти.

Цейцлер. Да, войска – отражение своего командира.

Гитлер. Да, всегда.

Цейцлер. И мне абсолютно ясно: если войска плохо воюют, значит, либо командир убит, либо он плохой командир.