В отношении Гитлера к своему итальянскому союзнику не было логики, но, видимо, исключительно по причинам военного характера вскоре после взятия 20 мая устья Соммы он отказался от чрезвычайного плана по использованию нескольких итальянских дивизий севернее Альп. Более того, когда от Муссолини пришла нота, датированная 30 мая, в которой объявлялось, что Италия предполагает вступить в войну 5 июня, к ярости итальянского диктатора Гитлер ответил, что лучше несколько дней подождать, – такое отношение едва ли было совместимо с политическими целями оси. Объяснили это тем, что вступление Италии может неблагоприятно сказаться на втором этапе германских операций в Центральной Франции, которые планировались на то же время. В любом случае выглядело это не слишком убедительно, и относиться к этому на самом деле следовало с большим подозрением, так как примерно в эти дни Гальдер записывает в своем дневнике, что главнокомандующего сухопутными войсками проинформировали, что Италия вступит в войну
Поэтому, когда 10 июня Италия вступила в войну, на повестку дня встал вопрос о «параллельной» стратегии; у нас не было объединенного командования или другого органа, не было даже наброска договора относительно планов и целей.
Второй этап военных действий во Франции начался 5 июня. Не успел он начаться, как между Гитлером и армейским руководством возникло новое фундаментальное расхождение во взглядах. Гальдер следовал испытанным принципам Генерального штаба и излагал ближайшие задачи следующим образом: «Целью нашей операции должно быть уничтожение
Пребывание ставки в Фельценнесте закончилось 3 июня. Перед отъездом Гитлер приказал сохранить это место полностью как «национальный памятник»: в помещениях ничего не менять, все дверные таблички с именами оставить на своих местах. Мы с сослуживцами определенно испытывали угрызения совести по поводу превращения ставки в национальный мемориал. Разве мы могли поверить, что роль Гитлера и его ставки в этой великой победе заслуживает этого? Фактически вся операция была детищем генерала фон Манштейна, но поскольку он командовал всего лишь корпусом, то, как сам признавался, «в действительности обречен был оставаться только наблюдателем практически на протяжении всего первого этапа кампании на западе». Приказ Гитлера о консервации не касался охотничьего домика ОКХ, хотя фактически ОКХ стало творцом этой победы.