В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945

В следующий раз я оказался вовлеченным в эти дела, когда в конце мая вернулся с затянувшихся переговоров в Париже. На моем столе в специальном поезде «Атлас», стоявшем на обычном месте на станции Зальцбург, я нашел окончательный вариант приказа о комиссарах, уже одобренный Гитлером. Первый беглый просмотр показал, что мои предложения, основанные на предложениях Розенберга, почти слово в слово вставлены в соответствующие пункты армейского проекта. Меня это чрезвычайно обрадовало, и я заметил также, что приказ без подписи, а значит, получателям нет необходимости «сообщать о своем согласии» Гитлеру или ОКВ. Поэтому я решил сам подписать сопроводительную записку, адресованную ОКХ и ОКЛ. Главной моей мыслью в данном случае было избежать серьезных оплошностей (нет подписи, нет требования докладов из армии), которые впоследствии заметили бы и исправили. Кроме того, это дало мне возможность добавить фразу, ограничивающую рассылку письменного приказа «командующим армиями и флотами». Я считал, что в результате у всех людей, мыслящих так же, как я, появится еще один предлог обойти это приказ. Что касается моих непосредственных начальников, Кейтеля и Йодля, то мы с ними ни словом не обмолвились по этому вопросу ни до, ни после.

Вот неприкрашенный и, насколько можно судить сегодня, полный отчет о появлении приказа о комиссарах. Из него становится понятно, что роль, которую играл в его подготовке я, как начальник отдела «Л», или мои офицеры, состояла единственно в том, чтобы способствовать его существенному смягчению[150]. Мое описание как всей цепочки событий, так и позиции тех, кто был в них вовлечен, является хорошим примером подобных ситуаций, которые имели место и в ряде других случаев в связи с аналогичными приказами Гитлера. Однако так получилось, что его инструкции о полномочиях военно-полевых судов на Востоке готовили другие отделы ОКВ в Берлине без какого-либо участия отдела «Л»; даже Йодль мог оказывать личное влияние только посредством случайных бесед с Кейтелем. Что касается военного персонала верховной ставки, за исключением, может быть, лиц из непосредственного окружения Гитлера, то в дальнейшем, когда происходили подобного рода серьезные вещи, он либо оставался в полном неведении, либо узнавал обо всем только при получении окончательного варианта приказа, уже подписанного Гитлером.

Так же получилось впоследствии и с приказом о комиссарах. Насколько мне известно, дальше им занимались только люди из самого близкого окружения Гитлера, и то лишь в двух случаях. 26 сентября 1941 года, когда уже почти три месяца шла кампания на Востоке, из ОКХ пришел меморандум, датированный 23 сентября и опять подписанный генералом Мюллером. В нем говорилось, что опыт операции показал, что «предыдущие инструкции по обращению с комиссарами должны быть пересмотрены». Йодль возвратил его с написанным от руки комментарием: «Фюрер не склонен вносить какие-либо изменения в уже вышедшие приказы о политических комиссарах». Далее, 6 мая 1942 года, то есть через год после подготовки армией первого проекта приказа, официальный журнал исторического отдела ОКВ содержит следующую запись:

«Фюрер отдает распоряжение, что с целью повысить готовность к дезертирству или капитуляции советских войск, которые находятся в окружении, временно и в порядке эксперимента разрешается в таких случаях гарантировать жизнь командирам, комиссарам и политрукам»[151].

Насколько мне помнится, это распоряжение Гитлера появилось в результате личных протестов фельдмаршала фон Клюге. Фактически это означало формальную отмену приказа о комиссарах[152]. Тем не менее надо полагать, что, несмотря на все усилия, предпринятые против этого приказа, в течение первых недель Восточной кампании в некоторых районах он выполнялся, хотя ни одного сообщения на эту тему в верховную ставку не поступило. С другой стороны, нет сомнения в том, что на деле этот приказ потерял всякое практическое значение самое позднее в начале серьезного зимнего кризиса с декабря 1941 года.

Но даже на начальном этапе Русской кампании в тех районах, где вермахт вел боевые действия или которые он захватил, этот приказ выполнялся весьма ограниченно. Этому не найти более убедительного доказательства, чем тот факт, что в разгар лета 1941 года громадное число комиссаров всех званий и рангов обнаружили в лагерях для военнопленных. Тогда я не знал ни об этом, ни о том, как узнал об этом Гитлер; не слышал я и об Инструкции по обращению с советскими военнопленными, которая явно появилась вследствие такого открытия.