В степях донских

Страшную, мученическую смерть довелось ему принять от рук врага. Как только не изощрялись бандиты в пытках над безоружным бойцом! Его били шомполами, запускали иглы под ногти, вырезали пятиконечные звезды на теле, но герой не изменил. Утром Гришу повесили.

— Нас всех не уничтожите! Нас много! За меня отомстят! — гордо прозвучали его последние слова.

Утром началась переправа через Северный Донец. Стоит только перешагнуть через мост двухсотсаженной реки — и вот станция Белая Калитва, а дальше до Тихого Дона и Чира таких больших водных преград нет.

И всем кажется: достаточно перебраться на левобережье, как прекратится преследование немцев и белоказаков, останутся позади все тяготы и невзгоды похода. Но это оказалось не так. Да и переправиться через реку не просто. Зная заранее о движении к Северному Донцу армии Ворошилова, белоказаки стянули сюда огромные силы. Мост заминировали, ждали только сигнала. Однако, тут они просчитались — не ожидали столь быстрого подхода передовых эшелонов к реке. Поэтому успели разрушить только часть дамбы и повредить первый пролет.

Налетевшие как снег на голову красногвардейцы отряда Романовского разогнали вражеских саперов и предотвратили взрыв. Но врагу все же удалось разрушить гужевой мост. Осталась узенькая, в одну колею, полоска железной дороги через реку. А рядом скопилось огромное количество эшелонов, подвод, артиллерии, воинских частей.

Все это расположилось вокруг говорливым, беспокойным табором — он шумит, орет, волнуется, требует переправы. Зной нестерпимый, пыль, жажда, рев скотины, плач детей. Немецкие самолеты висят буквально над головой, сыпят частыми очередями свинца, швыряются бомбами. По распоряжению Щаденко быстро исправили  повреждения насыпи и пустили эшелоны. Беженцы, бойцы тоже не стали ждать — соорудили плоты, бросили в воду бревна, вязанки хвороста — плывут, гребут к противоположному берегу.

На протяжении десяти километров вдоль реки — на земле и на воде — все кишит потревоженным муравейником. Бьют вражеские батареи, и в самой гуще людей, повозок, эшелонов вздымаются кверху черные шапки разрывов. И так несколько суток, наполненных до краев тревогой, атаками, обстрелами.

У станции Жирнов опять остановка. Метрах в трехстах от нее речка Быстрая. Мост через нее тоже взорван.

Едва остановились колеса вагонов, как из-за ближних бугров, яров уже полились свинцовые струи белоказачьих пулеметов. Затрещали, брызнули свежей щепой теплушки, тревожно запели десятки гудков.

Из дверей вагонов, с площадок, платформ, крыш сыпанули во все стороны встревоженные бойцы. Отряды быстро заняли оборону по обеим сторонам полотна. Началась перепалка.

Несмотря на обстрел, железнодорожники немедленно приступили к восстановлению взорванных ферм. А вокруг банды белоказаков — пьяные, торжествующе орут:

— Сдавайтесь, все равно перевешаем!

Им отвечает скороговорка наших пулеметов, дружные залпы винтовок.

Так начались первые дни тяжелого похода на Царицын.

Вечером 8 мая разведчики обнаружили в раскинувшихся вокруг Белой Калитвы оврагах скопление пехоты и конницы противника. Отряд Романовского и пулеметная команда получили приказание разгромить неприятеля.

И вот, прикрываясь темнотой, балками, оврагами мы двинулись в тыл врага. За нами ползла бронемашина «Жемчуг». Чтобы не урчал мотор, ее тянули несколько пар лошадей. Молча, сосредоточенно вглядываясь в предрассветную темень, люди шагали без единого звука. Их вел боец — местный житель, прекрасно знавший местность.

Прошел час, второй. Нагоняю проводника, указываю на алеющий зарею восток: «Скоро рассвет, время уже быть на месте».  

Но тот упрямо качает головой: «Рано, рано...» Потом шепчет:

— Все время двигаемся в крайнем напряжении бесконечно виляющими балками. Путь поэтому кажется долгим.

Тут неожиданно из ближних кустов, прямо из-под копыт моего рыжего дончака, стремительно выскакивает лиса. Конь шарахается резко в сторону, храпит, и я с трудом успокаиваю его. Зазоревала лиса-плутовка в кустах и сейчас, спугнутая непрошенными гостями, метнулась через дорогу, но неудачно: напоролась на колонну и бросилась назад, где двигались конники. Так и металась несколько минут под ногами и копытами коней ошалевшая от страха, полупроснувшаяся лиса-огневка к великому удовольствию притомившихся бойцов. Некоторые, из числа заядлых охотников, схватились за оружие, но, вспомнив об обстановке, с досадой опустили его. Кое-кто, сложив ладони лодочкой, принялся приглушенно шипеть, потешаясь над попавшим в беду зверьком. Этот, казалось бы, незначительный случай — смешной, близкий каждому — ободрил людей, как рукой снял усталость, ослабил нервное напряжение. Ведь шагаешь и каждую секунду ждешь: вот-вот из-за куста резанет пулемет белоказачьей засады.

Спустя еще полчаса проводник поднял руку: «Внимание! Мы у цели».

Как и договорились, часть отряда пошла вправо — обойти противника и ударить по сигналу с противоположной стороны оврага, — а мы с группой разведчиков ползем вперед.