В степях донских

В этот момент сюда прибыли Ворошилов, Щаденко, Руднев, Н. Харченко и, разделившись, пошли по окопам. Эта весть мигом облетела бойцов, и как-то легче стало переносить и огонь вражеской артиллерии, и страх неизвестности. «Раз наш Клим с нами — значит, все в порядке», — говорили друг другу красноармейцы.

— Гляди в оба! Скоро полезут в атаку, — предупредил Ворошилов командира полка Шапошникова.

Тот понимающе кивнул и скрылся в темноте. А вокруг все кипело, грохотало, и казалось, не будет конца чудовищному грому на земле.

Потом все стихло. Перестали рваться снаряды, дрожать земля. Только пылали подожженные артиллерией прошлогодние скирды соломы в полуверсте от окопов, бросая вокруг кроваво-багровые отсветы. И в этих отсветах люди заметили: вся степь, насколько ее видел глаз, была покрыта густыми цепями белоказаков. Пехота шла вперемежку с конницей широким шагом, срываясь на бег. Впереди торжественно маршировали знаменосцы: алое бархатное полотнище, расшитое золотом и бисером, тяжело развевалось над их головами.

Ворошилов, ожидая мощной атаки неприятеля, не ошибся. Кроме приказа Краснова и Денисова о немедленном наступлении (им стало известно, что мост восстановлен), Мамонтова подстегнуло и другое обстоятельство. Прошлой ночью со станции Чир к нему в штаб тайком перебрался через линию фронта священник и сообщил весьма важные сведения: красные, оказывается, сняли свои войска с линии обороны, готовят их к переправе и почти оголили ранее неприступные подступы к эшелонам и мосту. Лазутчик убедил Мамонтова в том, что у нас снарядов нет, патроны также на исходе.

— Целесообразнее нанести главный удар на участке Морозовского полка, — внушал собеседник. — Эта часть  сформирована из малолеток, а командиры сочувствуют вам.

Белогвардеец пригласил доносчика на квартиру и долго с ним говорил, проверяя показания. Ни изощренный нюх, ни опытность не помогли ему заподозрить нежданного гостя во лжи. Священник, казалось, люто ненавидел большевиков и всей душой хотел помочь контрреволюции.

Не знал, не ведал старый, хитрый Мамонтов одного: доносчик, прибежавший к нему ночью, вовсе не святой отец, а наш человек. Он добровольно вызвался помочь советским войскам, и командование отправило его в белогвардейский штаб для дезинформации. Этот простой, скромный крестьянин, чутьем понявший, на чьей стороне правда, справился со своей сложной ролью с исключительным мастерством.

...И вот густые белоказачьи цепи пошли в атаку. Лежавший рядом со мной пулеметчик Прокофий Кравцов заметил:

— Первыми шагают гундоровцы.

— Верно ли?

— Я их, сволочей, сонный, с закрытыми глазами узнаю. Не раз встречался в бою.

Сзади нас, обдав струей воздуха, ударила батарея Яблочкина. Дружно зачастили винтовочные залпы. Пулеметчики пока огня не открывали. Но вот неприятель кинулся вперед с винтовками наперевес. Даю команду «Огонь!»

Захлебываясь, спеша, пулеметчики доканчивают первые ленты. Ударил в ноздри знакомый, едковато-приторный запах пороха, разогретого масла. Слышу радостные возгласы бойцов: «Удирают! Бегут!»

Первая атака отбита. Однако вражеская артиллерия засекает пулеметы, и снаряды ложатся все ближе и ближе.

— Выручай, браток, — кричу Яблочкину.

Вокруг рвутся снаряды, с шумом свистят осколки, летит клочьями земля, а Яблочкин удивительно спокоен. Кто не знал его, мог подумать: позирует. Мне же довелось участвовать с этим большевиком в десятках боев, и он при любых обстоятельствах одинаков: нетороплив, хладнокровен. Вот и сейчас командир батареи спокойно поднес к глазам бинокль, потом оторвал его, стал определять  координаты целей по вспышкам вражеских орудий и, рассчитав, пошел к пушкам. Снаряды со свистом уносятся в темень ночи. Где-то там, за буграми, глухо кашлянул звук разрыва. Мы все ждали ответа. Его не последовало — обе вражеские пушки артиллеристы Яблочкина накрыли точными попаданиями.

Бойцы с восхищением посмотрели на Кондрата — он все такой же невозмутимый. При свете пожарища худощавое, с глубоко посаженными глазами лицо, вислые русые усы Кондрата отсвечивали бронзой и вся невысокая, ладная фигура казалась высеченной из гранита.

Об этом более чем скромном на вид командире, о его глазомере, умении поражать цель с первого же снаряда, смекалке люди рассказывали легенды. Еще на фронтах первой мировой войны простой крестьянский паренек, с трудом научившийся писать, выделялся своей сметкой. Его назначили наводчиком, нашили на погоны лычки старшего унтер-офицера.

Яблочкина знал Мамонтов и не раз ставил в пример своим незадачливым пушкарям его блестящую стрельбу. Предприимчивый мятежник даже отдал приказ войскам: в случае пленения нашего командира батареи доставить последнего к нему живым.

В разгар боя белоказаки бросили свои отборные силы на батальон Анисима Харченко. Ряды их здесь погуще, и атака отличалась особой настойчивостью. Очевидно, враг стремился прорвать оборону именно на этом узком участке, наиболее близком к мосту, рассчитывая одним ударом опрокинуть батальон и с ходу захватить переправу через Дон. На других направлениях противник предпринимал отвлекающие атаки.