Тихо звеня колокольцами, тройка побежала по людным улицам города. Спустившись к реке, лошади пошли быстрее. Солнце грело по-весеннему, со степи веяло теплом.
Дунаев, привалившись к Жанне, рассказывал анекдоты; француженка, заливаясь смехом, порой игриво закрывала ему рот меховой перчаткой. Вальтер Ган был угрюм и неразговорчив. Его мысли были заняты Топорковым-Фирсовым:
«Поручик будет выдвинут от меня на расстоянии выстрела, это облегчит мою задачу, версия о несчастном случае на охоте вполне правдоподобна. Предположим, заяц делает большой прыжок в сторону Топоркова. Я, не рассчитав дистанции, выстрелил. Пуля угодила в поручика, и все в порядке», — по холеному лицу Гана пробежала легкая усмешка.
«Следствие? Это проформа. В военном отделе контрразведки есть мои люди».
Успокоенный, Ган откинулся на спинку кошевки и закрыл глаза.
Дорога была ровной. Андрей ехал пока неторопливо. Кругом лежала широкая равнина, покрытая редким кустарником. На желтых буграх виднелась прошлогодняя трава. Через ее покров пробивалась к солнцу первая робкая зелень. На вербах набухали почки; над равниной, недалеко от берега, тяжело махая крыльями, пролетел сарыч.
Ослабив вожжи, Андрей задумался. «Кто знает, может быть, это мой последний день. Хорошо, если прыжок будет удачным, а если нет?» В чистом, как хрусталь, весеннем воздухе перед Андреем выплыл образ Христины и, как бы зовя на подвиг, простер руку к Черному Яру.
Неожиданно лошади остановились, и видение исчезло. Впереди лежала полынья. Из-под толстого слоя льда бурлила вода. Андрей осторожно объехал опасное место и оглянулся. Второй ямщик отстал. Фирсов подобрал вожжи и, встряхнувшись, крикнул на коней. Коренник перешел на крупную рысь. Фирсов стал следить за пристяжными. Те бежали ровно, красиво изогнув головы, скосив глаза на ямщика.
— Держитесь крепче, господа, — бросил через плечо Андрей и первый раз ударил коренника кнутом. Тот вскинул голову к дуге и прибавил ходу. Раздалась трель колокольцев. Тройка понеслась. Приподнявшись на сидении, Андрей внимательно смотрел вперед. Его лицо было серьезно. Вдали показалась сначала верхушка Черного Яра, затем на белом фоне равнины отчетливо выросла и сама скала.
Вальтер Ган, пригретый лучами яркого солнца и убаюканный нежным звоном колокольцев, дремал. Жанна де Гиньяр, не переставая болтать со штабс-капитаном, увертывалась от его поцелуев, бросая взгляды то на широкую спину Андрея, то на дремавшего Гана.
Еще верста.
«Нужен сильный разгон», — слегка побледневший Андрей второй раз ударил коренника. Откинув голову чуть не под самую дугу, тот летел, словно ветер. Не отставали и пристяжные. В одном месте кошевку встряхнуло, и Вальтер очнулся от дремоты.
— Нельзя ли потише, — подергал он рукой полушубок Андрея.
— Признаться, не понимаю я людей, которые гоняют на лошадях сломя голову, — обратился Вальтер к Дунаеву.
— Рисовка, — произнесла Жанна и плотнее прижалась к своему кавалеру.
— Русская натура, — ответил тот, усмехаясь.
Андрей круто повернулся к говорившим.
Ему хотелось бросить в лица контрразведчикам: «Нет, это не рисовка, это жертва человека, который беспредельно любит родину, который борется за ее счастье!» — но, плотно сжав губы, он отвернулся.
Стало видно, как стремительное течение Иртыша, обрушиваясь на гранитную скалу, яростно било волной, бросая вверх каскады брызг. Над Черным Яром висела легкая пелена тумана. Не спуская внимательных глаз с дороги, Андрей с каждой минутой приближался все ближе к скале. Бросив тревожный взгляд в сторону Омска, Андрей поднялся во весь рост и взмахнул кнутом.
Вскоре коренник, сдерживая ход, стал упираться старыми истертыми подковами о лед, но, увлекаемый пристяжными, покатился по ледяной дорожке к большой полынье. Вот и раскат, о котором говорил ямщик. Андрей с силой ударил вожжами левую пристяжную, прыгнул с облучка на лед и, потеряв равновесие, упал, покатился по инерции к ледяной глыбе, ударился о нее плечом и, превозмогая боль, заполз в торосы.
Коренник поднялся на дыбы перед потоком. Сухой, точно выстрел, треск льда, крик испуганных людей, и вскоре все стихло. Только Иртыш попрежнему яростно бил волной о Черный Яр. В стремительном водовороте одиноко крутилась форменная фуражка штабс-капитана Дунаева.
Андрей пополз между ледяных глыб к противоположному берегу, с трудом поднялся на него и залег в кустарнике.
Вскоре показалась вторая тройка. Показывая рукой на полынью, что-то прокричал испуганный ямщик. Люди выскочили из кошевки и, пятясь от страшного места, повернули к городу.
Андрей выбрался из кустов и побрел к видневшемуся невдалеке стогу. Возле него стояла лошадь в упряжке. Человек, взмахивая вилами, накладывал воз сена.
Андрей ощупал ушибленное место, затем засунул руку за пазуху проверить, на месте ли револьвер, и смело направился к стогу. «Вероятно, это и есть тот крестьянин, о котором говорил Радо».
Из-за стога выскочила большая собака и, заливаясь яростным лаем, кинулась ему навстречу.
Раздался окрик хозяина:
— Цыц, окаянная!
Собака, виновато виляя хвостом, повернула обратно. Фирсов вздохнул с облегчением.