В степях Зауралья. Трилогия

— Казачество когда-то было опорой царизма. Нам с малых лет твердили, что казак должен стоять грудью за веру, за царя и отечество. Германская война научила нас многому. Мы своими глазами убедились, что значит царский строй, что означает отечество, где верховодят капиталисты, куда ведет власть атаманов. Теперь царя нет, а в Оренбурге по-прежнему командует монархист Дутов. У нас в станичном правлении был раньше Сироткин Тимофей и сейчас он там. Отчего ушли в четырнадцатом году, к тому опять и пришли. До каких же пор будем терпеть на нашей шее монархистов? — Петр обвел взглядом собравшихся. — Казачий съезд решил сбросить атаманов, установить Советскую власть в станицах. В своей работе опираться на Союз рабочих и крестьян, на партию большевиков! — Не привыкший долго говорить, Петр выдержал большую паузу и продолжал: — Посудите сами, в России с октября семнадцатого года установилась власть Советов, а мы с атаманами живем, как на острове.

— Правильно, — поддакнул один из казаков. — Сидим, точно гагары на мысу.

В избе вновь зазвучал голос Новгородцева:

— В Троицке, где был раньше атаман третьего казачьего отдела, установлена Советская власть. В Куртамыше крестьяне выгнали богачей из волостной управы и в своем решении записали: «…Как в центре, так и на местах признавать единственной властью в стране — власть Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и проводить в жизнь декреты Совета Народных Комиссаров, которому выражаем полное доверие…» Взять к примеру Курган. Еще двадцать восьмого декабря прошлого года там состоялся второй крестьянский съезд. Делегаты отказались поддержать созыв Учредительного собрания. Организовали революционный уездный трибунал и послали телеграмму Ленину о том, что крепко будут держать победоносное знамя. Там теперь председателем крестьянской секции исполкома твой однофамилец, большевик Дмитрий Пичугин, — повернулся Петр к сидевшему недалеко от стола казаку Михаилу Пичугину.

— Что ж, не посрамим фамилию Пичугиных и здесь, — ответил тот и весело посмотрел на товарищей.

— А вот наши правленцы и офицеры Иван Леонов и Водеников Яков сбивают казаков идти на Троицк для свержения Советской власти, — поднимаясь с сиденья, заговорил рослый батареец.

Новгородцев вопросительно посмотрел на Виктора, как бы спрашивая его совета.

— Похода на Троицк допускать нельзя, — решительно заявил Словцов. — Нам нужно разъяснить казакам белогвардейскую затею. Поодиночке действовать нам будет трудно да и толку мало, — продолжал он в раздумье. — Я предлагаю группе фронтовиков влиться в отряд, дорогой ликвидировать офицеров и повернуть отряд обратно на станицу. Подумайте, товарищи, — Виктор выжидательно посмотрел на Петра.

Старший Новгородцев пользовался большим уважением среди фронтовиков, и его мнение было решающим.

— Я согласен, — ответил тот, поднялся, упираясь широкими ладонями о стол, произнес:

— Отряд вооружен только шашками: огнестрельное оружие имеется лишь у двух офицеров. Свои винтовки нам показывать еще рано.

Виктор рассказал о Брестском мире, о «Декларации прав народов России» и декрете «Об отмене сословий».

Фронтовики разошлись по домам, когда пропели вторые петухи.

Поднявшись на высокое крыльцо станичного правления, атаман Сироткин кричал в толпу угрюмо стоявших казаков:

— Мы должны отвоевать от красных Троицк, освободить своих братьев-казаков, установить власть атамана отдела.

— Ишь ты, соловьем заливается, — усмехнулся стоявший рядом с Михаилом Новгородцевым незнакомый батареец.

— Его братья есаулы по морде нас хлестали. Обязательно освободить их надо!

— Кто желает записаться в отряд? — послышалось с крыльца.

Толпа молчала.

— Кто желает записаться? — еще раз выкрикнул Сироткин.

Среди зажиточных казаков началось движение.

— Как ты, Андрей Тихонович? — ястребиные глаза атамана уставились на стоявшего возле крыльца домовладельца Кучкина.

— Пиши, — кивнул тот.

— А с оружием как? — выдался вперед еще один богатей.

— Достанем!

— Пиши.

— Эй, елшанцы! — махнул Сироткин рукой в сторону фронтовиков. — Республиканцы! Рады, что царя нет, власть в свои руки как бы взять. — Сироткин подбоченился. — Союз рабочих и крестьян, — продолжал он кривляться. — «Товарищи»! Ха-ха-ха!

Побледневший Михаил начал протискиваться через толпу. За ним двинулись, работая локтями, фронтовики.

— Я тебе, гад, заткну рот, — выкрикнул Михаил яростно. — Вы с Яшкой Водениковым дали Советской власти честное слово офицеров не выступать против нее с оружием в руках, опять за старое взялись?

— Но-но, потише! — Сироткин обнажил шашку. — Только подойди — башку снесу!

Подоспевший откуда-то Петр, запыхавшись, потянул брата назад:

— Не время сейчас… Не лезь в драку. Ничего, кроме беды, не наживешь.

Михаил сдвинул папаху на затылок и зашагал за Петром.

— Пойми, буйная голова, нас десятка полтора, а их, сам видишь, сколько?

— Не стерпел, — оправдывался Михаил.

— Ладно я погодился, быть бы свалке, да и план из-за тебя могли провалить, — продолжал старший укорять брата.

Вечером, к удивлению атамана Сироткина, в правление зашли братья Новгородцевы и почти все фронтовики из Елшанки.