Она — офицер «Армии спасения» и ни от кого не скрывает своего положения. Меня она долго и упорно склоняла к тому, чтобы и я примкнул к их «союзу праведных», а когда убедилась в бесполезности своей агитации, махнула на меня рукою и предсказала, что я «непременно погибну». Разномыслие и вечные споры с нею не отталкивают меня от неё, и мне казалось, что она всё же надеялась увлечь и меня чарами своего духа.
Я столовался у госпожи Реш. Она — вегетарианка, кормила плохо и не сытно и тем действительно склонила меня и к вегетарианству, и к воздержанию в пище. Одну неделю, например, я ел черничный суп, черничный кисель и пироги с черникою, губы мои и зубы почернели, и руки я по несколько раз мыл, но всё же они были окрашены черникою.
Жила госпожа Реш у подножия высокого и красивого холма, на берегу озера. По субботам к ней откуда-то приезжал муж её, степенный финн, в крахмальных воротничках. Муж её не проронил со мною ни слова, а он и не говорил по-русски, а она прекрасно говорила, потому что лет десять прожила в Петербурге, служа экономкой в какой-то баптистской богадельне, а потом поселилась в Финляндии и купила себе маленькую усадьбу. Каждый год она обязательно ездила в Норвегию, на собрания воинов «Армии спасения» и оттуда возвращалась с Евангелиями, листками какими-то и брошюрами. Русских она любит, потому что «не может не любить человечество». О любви к человечеству она могла говорить очень долго и обстоятельно.
Нам предстояло путешествие в восемь или десять километров. С нами пошёл ещё какой-то хмурый, немолодой финн, которого госпожа Реш называла Генрихом, и который был сапожником из соседней деревни. Генрих всю дорогу кашлял, а госпожа Реш говорила, что у сапожника чахотка.
— А он поганой трубки изо рта не вынимает, и ничего я не могу с ним сделать, — говорила о сапожнике госпожа Реш.
Генрих, действительно, всю дорогу сосал трубку и очень часто останавливался и закуривал, а потом опять плёлся за нами, покашливая и моргая подслеповатыми глазами с белыми ресницами.
Когда Генрих догонял нас, между нами завязывалась общая беседа. Сапожник плохо говорил по-русски, я не понимал по-фински, и госпожа Реш была для нас с ним, так сказать, двусторонним переводчиком.
— Вы не думайте о нём плохо, — говорила она, — стар он, а своей партии не изменяет.
— А какой он партии?
— Социалист… Социалист, — два раза повторила госпожа Реш и как-то особенно посмотрела на Генриха.
— Ему бы к нам присоединиться, а он…
Она даже рукою махнула в сторону Генриха и быстро заговорила с ним о чём-то. Я видел, с каким напряжением старый Генрих смотрел на свою собеседницу, и лицо его по мере разговора становилось более оживлённым. Он внимательно выслушал длинную речь госпожи Реш, а потом и сам заговорил довольно горячо. Из пояснений госпожи Реш я понял, что она снова старалась склонить Генриха к партии христианских рабочих, но старик, видимо, стоял крепко на своей партийной платформе и чем-то сердил госпожу Реш.
Потом у нас у троих снова завязалась общая беседа. Задавал вопросы я, а госпожа Реш переводила их Генриху и передавала мне ответы старика сапожника. Из сообщения Генриха я узнал много интересных подробностей о работе социалистических партий в нашем приходе. Узнал я и о том, как протекали предвыборные собрания.
Последние выборы депутатов в сейм население всех приходов признало «вялыми». Одни объясняли эту «вялость» тем, что выборы неудачно совпали с начавшимися полевыми работами, другие указывали на более серьёзные причины, ссылаясь на понижение интереса населения к сейму и его работе после роспуска. Последнее объяснение можно было считать более соответствующим действительности, так как роспуск сейма, несомненно, понизил интерес населения к работе депутатов при существующих условиях, и многие горячие участники предыдущих выборов как будто над чем-то призадумались.
В тех приходах, о которых идёт речь, партийная борьба ожидалась, собственно, между двумя партиями — партией младофиннов, которые считают себя сходными по программе с нашими к.-д., и рабочей партией, примыкающей своей программой к с.-д. Старофинны, потерпевшие поражение на предыдущих выборах, совсем не проявляли жизни, собрания вели замкнуто, «в кругу своих», хотя кое-где на собраниях других партий и выступали их ораторы со своими степенными речами. Представители крестьянского союза, напротив, с большим рвением защищали свою программу, и во многих приходах губернии победа ожидалась за ними. Крестьянский союз выставил на щите программы своей слова «надо беречь будущий сейм» и посему имел успех среди умеренного населения. Этот лозунг крестьянского союза, в свою очередь, волновал рабочие группы, и можно было ожидать борьбы между демократическими группами избирателей.
Шведоманы в приходах моего наблюдения совсем не выступали на собраниях, да было бы и бесполезно это выступление: в выборгской губернии не так-то много приверженцев этой партий.