В стране чистых красок

И тут весь наш пыл вдруг угас; мы молча смотрели, как медведь бьется в предсмертных судорогах, скребет когтями землю и исходит кровью.

Элиаминг от невероятного напряжения потерял сознание. Он заплатил страшную цену за наше спасение, и мы никогда этого не забудем!

Всю ночь мы пировали, до отвала наедаясь медвежьим мясом и салом и стараясь набраться сил. Мы пели наши старые песни, которые передаются у нас из поколения в поколение с начала времен. Запевала Мариска. У нее голосок звенит, как вода в ручейке. А потом все попросили меня снова рассказать, как был убит этот медведь. Таков наш обычай.

Я сперва для порядка отнекивался и, надо сказать, не так уж притворялся – мне тяжело было об этом вспоминать. Но в конце концов я неохотно поднялся, и Грандинанг обвязал мне голову какой-то тряпкой, видимо, заменявшей поэтический венок. Встав перед костром, я поведал им о том, что они только что совершили, описывая их героическое поведение на охоте как настоящий подвиг, ибо именно таковы требования к рассказчику, мастеру своего дела. Через какое-то время мне удалось преодолеть свою скованность, и я даже сумел с помощью пантомимы изобразить все то, что делали герои моего повествования. Я не слишком высокого мнения о разыгранном мною спектакле, но остальные были, похоже, вполне довольны. И сам Дерних сказал мне, что все рассказано отлично и с большим чувством.

В ту ночь Ланея легла со мной – впервые за много ночей, – а потом положила мою голову к себе на колени, стала пальцами нежно разглаживать морщины на моем лице, причесывать мне волосы и сказала, что всегда будет любить меня.

Мне казалось, я грежу, так хорошо было той ночью. А утром мы снова двинулись в поход, тяжело нагруженные медвежатиной, и Ланея вновь стала холодна и неприступна. Казалось, она уже сожалеет о том, что проявила слабость, как-то продемонстрировав мне свою любовь.

Пришлось потерять целый день. Грандинанг вывихнул лодыжку, а нести и его, и медвежатину мы не могли. Грандинанг проявил исключительную глупость! Но шут он, безусловно, очень хороший. Может развеселить любого, а это нам в сложившихся обстоятельствах совершенно необходимо.

Я рад неожиданной передышке, ибо мысли и воспоминания теснятся у меня в голове, не давая покоя; и мне не терпится понять причины многих вещей и явлений.

Я инопланетянин, человек, явившийся сюда с планеты Земля. Это, по крайней мере, я знаю совершенно точно, всегда знал и всегда буду помнить, что бы ни происходило.

Прибыв на эту планету, я долгое время прожил здесь в отрыве от родной мне среды и воспринял нравы и обычаи здешнего народа, вполне цивилизованного и в чем-то весьма похожего на землян. Калдорианцы жили исключительно мирной жизнью, занимаясь главным образом любовью и различными искусствами.

Ходили, правда, всякие разговоры о загадочной опасности, грозившей этому миру, однако опасность эта так и не проявилась. А что, если я ее просто не заметил?

С тех пор все вокруг переменилось, и вместе со всеми переменился и я. Потом был какой-то Праздник… А потом мы всем кланом двинулись в далекий поход к неведомой мне цели и вели жизнь совершеннейших дикарей, что почему-то тоже казалось мне совершенно естественным, как и вся моя предшествующая жизнь здесь.

Где же искать объяснения всем этим событиям? Почему мы повернулись к цивилизации спиной?

Пока что я не нахожу ответов на эти вопросы. Меня успокаивает лишь память о том, что происходило раньше. По-моему, я единственный, кто еще это помнит.

Возможно, именно поэтому я и выполняю функции летописца.

Невозможно описать все бесконечные ссоры и столкновения, которые у нас случались. Но о последней, случившейся между Ланеей и мной, я рассказать должен.

Наступили сумерки – для нас это мгновения полного покоя. Животы наконец набиты, а потому настроение у всех прекрасное. Это лучшее время суток. Протянув руку, я коснулся руки Ланеи, но она резко ее отдернула и отодвинулась. Я никогда не видел у нее такого злобного лица. (Позже я догадался, что она наблюдала за Вольфингом и Блессе, которые занимались любовью, и мое прикосновение взбесило ее, потому что, вернувшись к реальности, она испытала бешеную вспышку ревности.)

– Никогда больше не прикасайся ко мне! – заявила она.

– Ты же моя жена! – возразил я рассудительно и спокойно. – И я, разумеется, могу тебя трогать, когда захочу.

– Нет! – крикнула она. – Никогда, никогда больше я не буду твоей женой!

– Чем же я тебе не угодил?

Ее издевательский тон был просто неописуем:

– Ты еще спрашиваешь? Да просто не перечислить! Но самое главное – ты всего лишь жалкий летописец, а я родилась, чтобы стать женой воина!

– У меня тоже вполне уважаемая профессия, – заметил я. – И я свое дело знаю хорошо. Все мною довольны.

– Кроме меня! И спать с тобой я больше не стану!

– Ночи становятся холоднее, ты просто замерзнешь, – сказал я.

– Сам ты замерзнешь! А я буду спать с Вольфингом!

– У него уже есть жена.

– Ну и что? Значит, будет две!