В стране чудес

склонах, образуемых этою линиею скал, можно было различать круглые кучи сухого кустарника, с виду похожие на огромные птичьи гнезда.

— Что это за кучи кустарников ? — спросил Андре. — Словно гнезда. В таких сооружениях могли бы спать только птицы.

Миана, между тем, с ужасом смотрел на таинственные сооружения.

— Бежим, бежим! — вскричал он вдруг. — Это не гнезда, а „пали", жилища жестоких горных дикарей „мечисов". Если они нас увидят, мы пропали.

Но бежать было уже поздно. В чаще кустарника внезапно раздались ужасные крики, и в одно мгновение юноши были окружены толпою воющих

дикарей, вооруженных бамбуковыми луками и стрелами, одежда их состояла из одной только повязки вокруг поясницы. Один из них, с орлиным

пером в густых волосах, очевидно начальник, подошел к беглецам с угрожающим видом.

— Кто вы такие? Что понудило вас добровольно броситься в когти смерти? — спросил он сурово.

— Предводитель!— отвечил Андре,— мы бедные нищие и идем на ярмарку в Гардвар. Мы шли с отцом этим лесом, как вдруг поднялась ужасная буря, разлучившая нас с ним.

— Довольно! — ответил дикарь грубо, — наш вождь будет судить вас. Следуйте за мной. А вы, — сказал он своим товарищам,— следите, чтобы эти

молодые собаки не улизнули в кустарник.

Толпа с пленниками направилась к одной из куч кустарника, привлекших внимание юношей.

Кустарник этот составлял круглую, в несколько аршин вышиною, толстую ограду с одним только узким входом, называемую дикарями Индии „паль".

Женщины и дети, такие же полунагие, как и мужчины, выбежали навстречу пленникам с громкими проклятиями, но воины окружили пленников

и не давали воющей толпе приблизиться к ним.

Пленников ввели через узкое отверстие во внутренность пали, середину которой занимал каменный дом грубой постройки, покрытый большими

аспидными плитами. Ночь уже настала, и перед входом дома горел костер, освещавший красноватым отблеском всю сцену. Перед огнем сидел

дикарь, скрестивши ноги, на какой-то скамье, покрытой циновкой из лиан. Он был одет, как и все, но пара толстых золотых браслет на руках,

обнаженная сабля, лежавшая передним рядом с луком и стрелами, и толпа дикарей, сидевших вокруг него на корточках, давала понять, что это

вождь мечисов.

— Кого ты привел, Муза?— спросил он суровым голосом начальника, сопровождавшего пленников.

— Бай!— ответил Муза, -это двое бродяг, они грабили сегодня утром твои плантации мовы, и мы схватили их в то время, как они собирались

бежать.

— Вот как!— сказал вождь, обращаясь к беглецам, — вы посмели грабить на моей земле! Не подозревал я у жителей долин такой дерзости.

Они оскорбляют Бая в самом его жилище! Видано ли это!

— Предводитель,— ответил Андре,— я уже говорил Музе, что мы не думали никому делать зла, пользуясь твоими плодами, мы полагали, что у них

нет хозяина.

— Узнаю лживый язык жителей долин! — гневно вскричал вождь. — Вы преследуете нас, как зверей, вы отняли у нас плодоносные долины, и

теперь хотите выгнать нас из этих мрачных гор, в которых произрастает мова, не дающая нам умереть с голоду! А когда попадаетесь в наши

когти, вы прикидываетесь невинными. Неужели вы думаете, что я забуду кровь, пролитую между нами? Ни один из вас не уходил живым из моих

рук. Через два дня настанет новолуние, и когда серебряный серп покажется на небе, кровь ваша прольется под ножом жреца к подножию священ-

ной мовы. Слышишь, Муза! — прибавил он, обратившись к вождю, —ты мне отвечаешь головою за этих собак. Уведи и стереги их.

Андре и Миану, бледного и дрожащего от ужаса, но все-таки держащего на руках обезьяну, вывели из паля, и через четверть часа, миновав

множество других палей, они очутились связанными в тюрьме.

Ни один индус не выходил живым из моих рук

Это был большой сарай из древесных стволов и бамбука, прислоненный одной стороной к горе, которая таким образом и была четвертой степной постройки. Спереди, между двумя стволами, оставалось пустое пространство, служившее дверью. Перед самым входом стояла

великолепная мова, вековой ствол которой поддерживал грубый каменный алтарь: место казни было перед самой тюрьмой.

Когда пленников вязали, испуганный Гануман бросился на крышу тюрьмы и затем исчез. Оставшись одни, юноши затосковали. Особенно опечалился Миана потерей обезьяны, так что Андре, несмотря на собственное горе, стал утешать его, он обещал на следующий день упросить вождя

помиловать их, посулив за себя хороший выкуп.

Но Миана был неутешен.

— Если мы и вырвемся отсюда, — говорил молодой индус, — кто возвратит мне моего Ганумана?

В это время тяжелая дверь сарая отворилась и вошел Муза, шатаясь, с горящей головешкой в руках. Очевидно, он угостился не в меру мововой

водкой. Он приблизился к пленникам и, глядя- на них мутным взглядом, пробормотал несколько раз:

— Бай сказал, что я отвечаю головой.

Потом он вышел, с шумом захлопнул дверь и присоединился к товарищам, пившим около огня водку.

— Видишь, — сказал Миана, — нас хорошо стерегут.

— Не очень - то, — ответил Андре. — Муза и теперь хмелен, а скоро будет мертвецки пьян.