В стране драконов

Желание овладеть коммуникационной системой становится всепоглощающим, я стараюсь манипулировать переключателями и запоминать, где в словарных таблицах находятся символы, которые мы ввели в компьютер. Бóльшую часть дней я по-прежнему провожу по нескольку часов в стационаре, чтобы у мамы было какое-то свободное время. Зато теперь, находясь там, вместо того чтобы уходить в фантазии, я мысленно перебираю образы таблиц, желая проверить себя – смогу ли я найти путь от одной до другой и запоминаю, где хранятся конкретные слова. Добравшись до дома, я занимаюсь по шесть, семь, а то и восемь часов, иногда праздно перебирая слова, просто чтобы услышать собственную «речь». Я «объедаюсь» речью, как ребенок в кондитерском магазине: глаголы – это мои шоколадные конфеты, существительные – ириски, наречия – мармеладки, а прилагательные – леденцы. По вечерам, когда я лежу в постели, перед моим мысленным взором ручьем текут символы, уходя в мои сны.

Теперь я смотрю, как друг за другом на экране высвечиваются словарные ячейки таблицы. В них содержатся слова, относящиеся к завтраку, и другие символы, которые я уже отобрал для будущего предложения; они видны в верхней части экрана. «Я хотел бы», «апельсиновый сок», «и», «кофе», «пожалуйста» – все эти слова терпеливо стоят, как люди в очереди на остановке, надеясь высмотреть вдали автобус и боясь, что он так и не вывернет из-за угла, потому что ожидание затянулось.

Всякий раз, выбрав символ, я должен дождаться, пока курсор вернется к началу списка и снова медленно пройдется по каждой словарной ячейке. Я терпеливо жду, потому что хочу попросить маму этим утром приготовить на завтрак яичницу-глазунью, а также кофе и сок.

Высвечивается изображение чашки, исходящей паром, – «растворимый кофе». Потом изображение картонного пакета – «молоко».

«Мед».

«Тост».

«Маффин».

«Мармайт».

«Каша».

«Клубника».

«Абрикос».

«Мармелад».

«Джем».

«Сливочное масло».

«Маргарин».

«Грейпфрут».

«Апельсин».

«Банан».

«Хлеб с изюмом».

Осталось составить всего одну строчку слов.

Я наблюдаю, как друг за другом выделяются слова «омлет», «помидор» и «колбаса». Курсор передвигается к строчке, начинающейся со слова «бекон» и заканчивающейся «яичницей-глазуньей». Вот он, символ, который мне нужен. Как приятно знать, что я могу теперь конкретно указать, что мне хочется съесть! Ни яичница-болтунья, ни яйцо всмятку не годятся – я хочу, чтобы диск ярко-желтого цвета, подобный маленькому солнышку, осветил мою тарелку.

Я готовлюсь к этому моменту, охватывая переключатель пальцами правой руки. Правая – та рука, от которой больше всего толку, которой я доверяю. Сейчас я попрошу ее исполнить мое желание…

Курсор продолжает двигаться, высвечивая на несколько секунд каждую ячейку, прежде чем перейти к следующей. Слова «яйцо» и «яичница» остаются позади, курсор движется вперед. На очереди «глазунья». Она находится между словами «всмятку» и «вкрутую». Я жду, пока курсор приблизится к ней.

Наконец-то! Символ высвечивается. Но, оплетая пальцами переключатель, я понимаю, что они движутся недостаточно быстро. Я снова пытаюсь стиснуть их, но они не желают повиноваться. Рука подвела меня, и гнев пульсирует во мне, когда я вижу, как курсор передвигается к следующему символу. Я промахнулся мимо «яичницы-глазуньи»! Было и прошло. Теперь мне придется ждать, пока курсор не проползет всю таблицу заново, прежде чем у меня появится еще один шанс выбрать это слово.

Я делаю глубокий вдох. Коммуникация для меня – невероятно трудная игра в вербальные «змеи и лестницы». Для нее требуется бездна терпения, так что я рад, что на развитие этого качества у меня был не один год.

Я вновь наблюдаю, как передо мной высвечиваются слова. Будь что будет, но свою яичницу-глазунью я получу! А потом кликну на последнем символе – «произнести» – и мой электронный голос наконец обретет возможность высказаться.

16: Я расскажу тебе тайну

Я не могу точно указать тот момент, когда влюбился в Вирну. Наверное, это чувство развивалось постепенно, слой за слоем, и я не осознавал его, пока оно не стало частью меня; а может быть, просто никогда не позволял себе думать об этом. Но единственное, что я определенно знаю в это мгновение, глядя на нее, – это что я люблю ее.

Я снова в стационаре, Вирна разговаривает со мной. Теперь я жду ее прихода, как никогда раньше, потому что он – успокаивающее противоядие от того негодования, которое начинает копиться во мне.

Я не понимаю, почему меня продолжают отвозить в стационар, хотя я все лучше и лучше пользуюсь своей коммуникационной системой.