В стране драконов

Я жаждал утешить ее, но поначалу не знал как. Спустя столько лет немоты я воспринимаю ее почти как должное и давным-давно перестал печалиться из-за отсутствия голоса. Но я понимал, что Джоанна оплакивает нечто драгоценное для нее. Спустя несколько дней мы разговаривали в Интернете, и я начал нажимать клавиши на своем компьютере, чтобы активировать коммуникационную систему. Я редко пользуюсь ею в разговорах с Джоанной, потому что теперь мои руки стали достаточно сильны, чтобы набирать текст на клавиатуре, а с нашей телефонной интернет-линией мой компьютер несовместим. Но с тех самых пор, как она заговорила о том, что ей хочется услышать мой голос, я трудился, стараясь кое-что для нее сделать.

– Послушай, – написал я, – есть кое-что, что я хочу тебе сказать.

Она умолкла, я нажал последнюю клавишу на компьютерной клавиатуре, лежавшей передо мной.

– Джоанна, – произнес голос.

Это был «Идеальный Пол», и он произнес имя Джоанны точно так, как я научил его, потратив не один час, чтобы разобраться с произношением согласных и гласных. Теперь «Идеальный Пол» выговаривает ее имя не на английский манер, а так, как произносят в африкаанс – именно так, как она привыкла слышать.

– Я люблю тебя, – сказал «Идеальный Пол».

Джоанна улыбнулась, а потом рассмеялась.

– Спасибо!

Не так давно я послал ей в конверте фотографию своих ладоней, поскольку она не раз говорила мне, как ей хочется к ним прикоснуться.

– Теперь ты у меня с собой, – сказала она с улыбкой с другой стороны мира.

Действительно, в любой жизни достаточно и соли, и сахара. Надеюсь, мы всегда будем делить на двоих и то и другое.

50: Падение в любовь

Какое верное английское выражение для влюбленности – «упасть в любовь»! Мы не входим в нее плавно, не проскальзываем, не вваливаемся в нее, спотыкаясь. Мы действительно падаем очертя голову, словно шагаем вперед с края утеса с другим человеком, пробуя вместе летать. Пусть любовь иррациональна, но мы делаем выбор – рискнуть всем. Я понимаю, что наши отношения с Джоанной сродни азартной игре, потому что пока мы не встретились вживую, всегда остается доля сомнения, пусть и крохотная. Но главный урок, который я усвоил благодаря ей: жизнь – это умение воспользоваться шансом, даже если тебе страшно.

Примерно через неделю после нашего знакомства я принял решение позволить себе влюбиться в Джоанну. Она прислала мне письмо, и я как раз собирался ответить, но вдруг остановил себя.

«Неужели я вновь собираюсь рискнуть своим сердцем? – думал я. – Неужели я вновь собираюсь сыграть в эту игру?»

Я знал ответ на этот вопрос еще прежде, чем задал его, потому что, в конце-то концов, ставкой в этой игре был приз, которого я желал больше всего на свете. Я знал, что следует делать. Но я пообещал себе, что, если собираюсь найти настоящую любовь, такую, что сможет перенести шторма, которые неизбежно влечет за собой совместная жизнь, мне не стоит притворяться тем, кем я не являюсь. Я хотел быть абсолютно честным с Джоанной, что бы мы ни обсуждали, – будь то насилие, которое я перенес, мои потребности в уходе или страстное желание заниматься любовью с женщиной, – я не мог позволить страху заставить меня скрываться.

Иногда я смело говорил ей об этих вещах, а порой ужас перед перспективой быть отвергнутым преследовал меня жутким призраком, но я заставлял себя продолжать. Все, чему я научился, начиная с того дня, когда меня привезли в кабинет и попросили сфокусировать взгляд на картинке с изображением мяча, подготовило меня к тому, чтобы я мог ныне рискнуть своим сердцем. Эти уроки порой были болезненны, но опыт, ошибки и развитие научили меня тому, что жизнь нельзя воспринимать со стороны, как некий научный проект. Ею нужно жить, а я чересчур долго пытался держать ее под рациональным контролем, хороня себя в работе и учебе.

Теперь я понимаю, почему так случилось. Долгое время я не понимал, как быть в этом мире. Он вгонял меня в растерянность, дезориентировал, и во многих отношениях я был подобен ребенку. Я тогда верил, что добро и зло – это черное и белое, точь-в-точь как я видел по телевизору в течение стольких лет, и я говорил правду такой, какой я ее видел. Но до меня быстро дошло, что люди не всегда хотят слышать правду. То, что кажется правильным, не всегда именно таким и является. Однако это было непросто, потому что бóльшая часть того, чему мне предстояло научиться, незримо и невыразимо словами.