В Стране Дремучих Трав

И тут только Полина Александровна узнала, что Сергей Сергеевич пробыл, подобно Робинзону, не встречая все эти долгие годы ни одного человека, в какой-то неведомой стране. Но в какой? Она не решалась об этом спросить.

О, как много, много придется ему узнать, прежде чем он поймет новую жизнь!

Полина Александровна начала с пионеров, которых он видел в этот день, и перешла к тому, что произошло за все годы.

Улыбка глубокой, сосредоточенной радости преобразила и осветила лицо Сергея Сергеевича. Полина Александровна посмотрела на него и вдруг узнала, вспомнила эту улыбку. Вот с такой радостной улыбкой Сергей Сергеевич когда-то, давным-давно, пришел к ней и просил послушать сочиненную им пьесу для скрипки. Перед тем как сыграть ее, он сказал:

«Представьте себе — широкая степная дорога, уходящая вдаль. Летний полдень. Воздух зноен. Все живое умолкло, спряталось, притаилось. Такая тишина в степи бывает, когда долго стоит сухая, жаркая погода. Но эта тишина вся напряжена. И вот откуда-то издалека слышен гром, приближается гроза. И, предвосхищая грозу, слышны отдельные вопрошающие голоса. Удар колокола. Тишина взорвалась. Голоса сливаются в хор. Гроза разразилась не на шутку. Хор голосов приветствует грозу, сливается с ней. Гроза прошла. Остался торжествующий хор. Умылась живительным дождем степь. Все ожило. Хор постепенно, постепенно тает. Только близко, совсем близко заливается радостной песней степная птичка».

И Полина Александровна через много-много лет снова увидела на лице Сергея Сергеевича ту же улыбку, с какой он некогда играл свою скрипичную пьесу.

И все, о чем рассказывала Булай, Сергей Сергеевич слушал так радостно, так горячо, будто он узнавал в этом очень знакомое, близкое и родное, что жило в его воображении, с чем сроднился он в своих думах еще тогда, давным-давно. Мягче и светлее становилось его лицо, и радостно шептал он:

— Знаю! И все понимаю… Знаю!..

Столько было убежденности в его восклицании: «Знаю!», что Полина Александровна подумала: «Полно, уж не пошутил ли Сергей Сергеевич, когда говорил, что жил в какой-то необитаемой стране много лет?»

Взволнованный, вскочил он с кресла, где так долго сидел, слушая Булай, и воскликнул:

— Теперь понимаю! Там, в Стране Дремучих Трав… где я жил много лет… не об этом ли там хотел мне рассказать мой друг, с которым я вернулся сюда? А я!.. Я не слушал его, не понимал, обидел там, в Стране Дремучих Трав!

Полина Александровна всплеснула руками:

— Какая страна?

Но Думчев не расслышал.

— Бегу в гостиницу! Извиниться и сказать два слова.

Итак, мы разминулись.

Я шел в это время из библиотеки в гостиницу; надо взять чемодан — и на вокзал!

«Не забыть бы переложить вещи в чемодане. Рукопись… оба экземпляра… на самое дно», — вспомнил я, уже подходя к гостинице.

Все чаще и сильнее дождик. Надвигался с моря туман.

Гостиница. Ключа в шкафчике на обычном месте не видно. Он торчал в двери. Я открыл дверь в свой номер и замер.

Ярко горела лампа. Было тихо. Но где же рукопись Думчева?

На столе ее не было.

Она исчезла.

Девушка, читающая романы

— Товарищ дежурная! Кто был в моем номере? Молчание в ответ. Девушка продолжала читать.

Я подошел, положил руку на книгу и прикрыл страницу.

— Ах, это вы!.. — подняла наконец на меня глаза дежурная. — Если бы вы знали, какой это чудесный роман!

— Так кто же был в моем номере?

— Ах, кто был?.. Я дала ключ от номера седьмого тому гражданину из Москвы… Он все уезжал, уезжал и так и не уехал. Потом снова сказал: «Я уезжаю» — и опять вернулся…

— Вы говорите обо мне! Я уходил в библиотеку. Ключ сдал вам. Только что вернулся, а ключ в двери торчит. Кому вы давали ключ? Кто вам его не вернул?

— Ах, значит, это были не вы?.. «Герцогиня подняла свои дивные голубые очи: „Виконт! В звуках ваших роковых слов…“

— Так вы не знаете, кто был в моем номере?

— Простите!.. Вспомнила! Такой почтенный человек приходил к вам… Вот я и дала ему ключ. Что ж, в коридоре ему ждать? Вежливый такой! Ничего плохого от таких не бывает.

Я махнул рукой, вернулся в номер и тут только заметил записку на столе: