Актеры бродячих театров — актеры давно прошедших лет — обычно перед въездом в город, где давалось представление, делали привал. Надо было так переодеться, чтобы поразить воображение, привлечь внимание горожан и зазвать их на представление. Самые странные, неожиданные вещи доставали актеры на привале. Но и эти актеры, много перевидавшие на своем веку, раскрыли бы рот от изумления, если бы увидали все те вещи, которые я нес в своем мешке.
Бережно и осторожно хранил я в мешке две пары крылышек осы. Такие же светлые, отливающие легкой желтизной крылышки я привязал к плечам.
Нелегко было накинуть аркан на паука и заставить его идти к тому месту, где был спрятан дневник. Но я подстерег паука, когда он пожирал добычу. Из веревки я сделал большую петлю. Подкрался. Накинул. Затянул осторожно вокруг головогруди паука. Держа конец длинной веревки в руке, следил, ждал, скоро ли он кончит есть. Дождался. Попытался потащить сто — не удалось. И тогда я пошел на него. Трепетали, качались, шуршали у меня за спиной крылья осы. Паук приподнялся, сверкнули бисеринки яда. Изо всех сил упираясь ногами в землю, я крепко держал конец аркана. И все резче и сильнее трепетали перед ним крылья осы. Удлинил поводок — паук бросился в бегство. Но всюду перед ним — крылья осы. Паук притих. Перехватывая руками туго натянутый поводок, я приблизился к нему почти вплотную, шурша и качая крылышками. И паук подчинился. Я привел паука совсем близко к месту, где лежал дневник. Здесь я долго и терпеливо ждал, не выпуская из рук поводка, пока усталый паук успокоится и уснет. Быстро выкинул из его кокона яйца и заменил их восковой пачкой — дневником. Паук проснулся и пошел. Не выпуская из рук веревки, я осторожно повел его па северо-восток. Но паук сразу же почувствовал, что с коконом, который он несет, что-то случилось. Он остановился. Стал оплетать новой паутиной кокон (мой дневник), крепко приплетать его к телу.
На северо-восток, мой «верблюд»! На северо-восток!
Мое путешествие по Стране Дремучих Трав только началось, а меня уже тревожила и беспокоила дикая лесная даль. Паук, который нес кокон с дневником, совсем не чувствовал, что кто-то держит его на длинном поводке и осторожно тянет в определенном направлении.
Иногда лес становился редким. И я различал, как паук кидался, хватал то личинку, то жука и пожирал добычу тут же на месте. Я в таких случаях не мешал ему, отпускал поводок на всю длину. Когда на пути показался пригорок, паук почему-то стал на него взбираться. Там он оплел куст паутиной и повис головой вниз, ножки сложил на головогруди. Паук заснул. Я улегся невдалеке, обмотав вокруг пояса конец длинного поводка, с наслаждением вытянул ноги. Мое оружие — острый клинок из осколка раковины — положил рядом.
Я шел. С каждым днем все больше привыкал к полутьме леса трав, стал уже различать, в какие оттенки окрашивают полутьму огромные купола цветов — синих, желтых, белых. Купола поворачивались над моей головой и следили, следовали за солнцем. И в травах оживал древнегреческий миф о Клитии — о трагической любви лесной нимфы Клитии к Солнцу-Гелиосу. Она неотрывно смотрела с земли на того, кто мчится по небу в огненной колеснице. Печальная и тоскующая нимфа превратилась в цветок. И цветок, увидя солнце на небе, все поворачивает за ним свою головку — смотрит вслед солнцу.
Лучи солнца застревали где-то высоко над моей головой. И в первый же день пути я то и дело останавливался и с недоумением спрашивал себя: сколько часов я иду и который теперь час?» И вдруг — какая радость! — подняв голову, я будто услышал: «А ведь скоро десять часов утра — пора спать!» Эти слова мне, конечно, почудились: никто в лесу не говорил. Но зато я ясно увидел: высоко, совсем высоко надо мной, медленно закрываясь, тяжело склонялась к земле — засыпала — голубая корзинка дикого цикория. Да, дикий цикорий устал. Он ведь давно проснулся, раскрыл голубую корзинку еще в пять часов утра. Теперь он засыпал. Я видел, как в разных местах склонялись, засыпали голубые корзинки дикого цикория: «Уже десять часов утра — пора спать…»
Так начался немой разговор цветов со мной, странником, который брел через лес трав к людям.
Стало веселее. Идешь и сразу определяешь — теперь десять часов утра: желтые головки козлобородника засыпают, медленно и тяжело склоняются к земле.
Казалось, что цветы не только говорят мне, который час, но и перекликаются друг с другом. Было три часа дня, когда я услышал (лучше сказать — понял!), что цветок одуванчика, закрываясь, говорит рядом растущей ястребинке: «Скоро ли ты уснешь?» — «Нет, я еще часок-другой буду ловить солнечный луч», — отвечала ястребинка.
Да, нелегкое дело поймать солнечный луч. С какой сказочной быстротой летит он! В одну секунду обегает земной шар восемь раз. Только сказочник Андерсен смог серьезно рассказать, как человек отправился ловить солнечный луч.