В стране наших внуков

И она начала жаловаться на его золотое сердце, которым он готов поделиться с каждым встречным.

- Он знает, что я люблю цветы. Ну, пусть бы принес мне небольшой букетик, а то тащит целые корзины цветов или чуть ли не деревья в горшках.

- Видишь, какой я забывчивый! - хлопнул я себя по лбу. - Я абсолютно забыл об этой прекрасной черте его характера, когда рассказывал о моем Фране! А ведь об этом можно было бы написать целую повесть!

- О расточительности будущих людей? - удивилась Либа.

- Об их щедрости. Расточительности не будет, если все будут расточительными!

- Понимаю. Ты хочешь сказать, что тогда всего будет вдоволь.

- Вот именно...

- Но тогда подарки потеряют свое значение. Как может обрадовать меня подарок, если у меня будет все, что душе угодно?

- Еще больше, чем теперь.

- А я повторяю, что подарки потеряют свою ценность.

- И даже в том случае, если человек подарит .человеку то, что ему дороже всего? Пусть это буд-зт пустяк, но он будет ценен заключенной в нем любовью и радостью от этой любви...

- Пожалуй, ты прав.

- Это будет эпоха подарков. Не будет ни одной вещи, которую люди не могли бы подарить друг другу.

- Но в конце концов и в наши дни...

- Всякий подарок, хотя бы букетик полевых цветов или букетик, сделанный из золота, будет, собственно, лишь воплощением улыбки, пожатия руки или ласки.

- Ах, дядя, теперь я понимаю тебя! Садись и пиши рассказ о щедрости или о подарках.

- А этот твой Алеш, он от рождения слепой?

- Нет, он потерял зрение в концентрационном лагере. А почему ты спрашиваешь?

- Мне нужен слепой от рождения. Родился слепой ребенок. Я хочу сделать кое-какие наброски.

- Ага, явилась муза. Ну, я пошла.

- Но ты ее сестра, Либушка!

Вчера после обеда Либа влетела ко мне с "замечательной идеей".

- Дядя! Пиши! Коляски!

- Какие коляски? - изумляюсь я.

- Детские коляски, - и, задыхаясь, она начала рассказывать о том, какими будут через сто лет детские коляски. Я не мешал ей говорить и забавлялся чисто женским воображением моей племянницы.

По ее словам, каждая коляска будет представлять собой некий уникум, созданный общими усилиями конструктора и художника. Ребеночку в ней будет куда удобнее, чем на руках у матери. Коляски будут различной ширины и вместимости, ведь в некоторых из них будет лежать двойня и даже тройня. Требуемая температура, искусственный ветерок, маленькое солнышко, если большое спрячется за тучи, автоматический менятель пеленок - все это должно якобы предотвращать плач и обеспечивать глубокий сон ничего не подозревающим наследникам славы и благоденствия грядущих эпох.

- Послушай, Либа, - сказал я и испытующе посмотрел ей в глаза, - уж не собираешься ли ты выходить замуж?..

Мне показалось, что она покраснела.

- Ну а если бы? - мотнула она головой.- Что я несовершеннолетняя, что ли? И вообще как это могло прийти тебе в голову?

Я засмеялся.

- Случайно, Либушка! Совершенно случайно я подумал об этом!..

И вот теперь я переписываю все сызнова. Пишу новое начало. Чтобы в нем прославлялась щедрость людей будущего - и детские коляски. Но у меня есть сомнения относительно этих экипажей. Сперва мысль показалась мне слишком дикой, но все же я решил попробовать. Не знаю только, справлюсь ли я с ней, не была ли это лишь минутная слабость, когда я поддался голосу Сирены!

ОТ КОЛЫБЕЛИ К СИМФОНИИ

Oзаренная летним солнцем, вдоль озера вьется Аллея колясок. В развесистые кроны лип вплетаются цветные стекла и белый мрамор.

Это Аллея статуй и скульптурных групп, изображающих эпизоды из жизни ползунков. Здесь рассказывается о первых нетвердых шагах, о протянутых к маме ручках-подушечках, об обряде кормления, о скривившихся ротиках, готовых вот-вот зареветь, о сидении на круглом троне горшочка. Статуи окаймлены кустами распустившихся георгин, названных именами ребятишек, но для описания оттенков их окраски не хватает слов и человеческой речи.

Это - аллея колясок и материнской гордости.

Здесь прогуливаются со своими младенцами мамаши, совсем не похожие на матерей - такой у них свежий и юный вид, можно подумать, что это старшие сестры малышей...

Одни из них идут весело, легкой походкой, так и кажется, что они того и гляди начнут танцевать или прыгать. Другие шествуют величаво, ибо нет более торжественного обряда, чем везти коляоку со спящим человеческим детенышем, который вступает в жизнь, подобную чуду.

- Я вас здесь еще не видела,- обращается русоволосая мамаша с тройней в широкой коляске к брюнетке с одним младенцем.- Я Гана.

- А я Ленка!- представляется брюнетка с алой лентой в волосах.- Я здесь всего лишь третий раз, но вашу коляску я уже знаю, как можно ее не знать! Вчера я заглянула в нее, проходя мимо вас, но ничего не увидела...

- Я сейчас вам представлю их!

Пани Гана наклонила коляску - задние колеса приподнялись. Теперь дети лежали на дне ее в наклонном положении.

- Вот это Ганичка. Ту в середине зовут Яна. А вон та, третья, Аничка...

- Как вы узнаете их? - удивилась пани Ленка.- Ведь их нельзя различить!

- А я и в темноте их различаю! Они совсем не похожи друг на друга. Только глаза у всех одинаково голубые.