В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 3. Том 2

– Чехи на похищениях зарабатывали все последние годы, а вы тут сами в руки лезете, придурки, – он зло сплюнул сквозь зубы. – Мажоры московские, на сафари, что ль, приехали? Так и на сафари львы жрут таких как вы.

Я вспыхнул было, возмутиться этим определением, вовсе не справедливым с моей точки зрения, а потом остановил себя, потому что он, по-своему, прав, мы действительно проявили безответственность, он же отвечает за нас, а никому за случайно пропавших дураков получать плюхи не хочется. Словом, я промолчал. Я уже говорил, что вообще всё время чувствовал себя здесь салагой, влезшим в компанию больших парней, а во время этой выволочки особенно. И всё же идею снова съездить «на ту сторону» мы с Игорем не оставили, решив только присоединиться к каким-нибудь иностранцам, чтобы не будить зверя, что называется, к иностранным журналистам боевики относились намного благожелательнее, им хотелось выглядеть повстанцами, а не бандитами, и западные коллеги им в этом очень помогали.

Но пока заканчивался штурм Грозного, превращённого в руины. Город взяли, это было ясно с самого начала, мужики настоящие герои, но главари всё же утекли по сёлам и горам, и оттуда их выбивать теперь придётся долго и больно, а они станут выползать из нор и жалить, и жалить больно.

– Но не смертельно, парни, – усмехнулся симпатичный майор спецназа, потерев грязную щёку. Мы вообще тут были довольно грязны, конечно, норма здесь и в Москве сильно отличаются во всех смыслах. – Придавим и этих. Плохо было то, что скоро «зелёнка» закроет всё…

Он закурил, предложив и нам, щуря серые глаза, морщинки вокруг глаз у него оставались белыми, в то время как всё лицо успело забронзоветь. Таких как он мы встречали тут в каждой части, и я поражался, как много, оказывается, вот таких настоящих крепких умом и телом мужчин у нас…

Один комбат, настоящий герой, к слову сказать, сам рассказывал нам с искренним восхищением о своих парнях.

– Удивительно, но каждый тут за родину жизнь отдаст и отдаёт каждый день, не задумываясь. На гражданке может, и ругали и выказывали недовольство, а здесь ни один не сомневается в том, что делает. Никто. Так-то. А мальчишки вообще воюют лучше всех, вот эти, пацаны зелёные.

– Оно ясно, смерти не бояться, – кивнул, соглашаясь, Игорек.

Ну и я поддакнул:

– Чем моложе человек, тем менее реальна для него смерть.

Комбат посмотрел на меня, качая головой.

– Все бояться смерти.

А я подумал, что бояться, когда она уже заглядывает в глаза, а если она берёт других, ты не веришь в неё, и ничего не боишься… даже здесь. И особенно здесь. Удивительно, но это так.

Но в мае я получил-таки возможность испугаться, но, правда, слегка. Меня ранили, легко, но в момент, когда пуля ударила в моё плечо, стало сначала очень горячо, как-то онемело, и только потом загудело и стало очень больно, я увидел, что потекла кровь, и вдруг понял, что, оказывается, тело имеет слишком большое значение, такое же, как и для всех прочих людей, которых я видел ранеными и мёртвыми каждый день…

Глядя на то, как кровь быстро пропитывает рукав, я подумал, могу ли я истечь кровью и умереть, или всё же нет. Пока смотрел, голова со страху начала кружиться. Кто-то из армейских, кто сидел рядом со мной в машине, а мы ехали в открытом уазике, заметил это, мы ехали быстро, потому что через «зелёнку мы ехали быстро и, пригибаясь, хотя и в бронниках и касках, но, пули посвистывали, а это было неприятно и, как оказалось, не без оснований.

– Ну, что глядишь-то, Москвич? – они так и звали меня здесь «Москвич», хотя я москвичом не был, в отличие от Игоря, у которого предки корнями уходили в московскую древность, но его прозвали «Глаз», объясняя, что камерой он смотрит как глазом. – Перевязать надо и в санбат.

Игорь обернулся, увидел кровавый рукав.

– Ух… ну ты… Платон, маслину, что ль, словил?

– Нет, Игорёк, это я прыщик расковырял, – сердясь, сказал я, пока солдат уже, достав санпакет, бинтовал мне плечо.

– Да ладно, парни, хорошая рана, как самострел, пулю вынут, и всё как на собаке заживёт, – усмехнулся солдат.

Вот так я и попал в санбат и здесь встретился с Лётчиком. Я сидел на старой кушетке в смотровой в палаточном городке медсанбата, опасаясь, что кушетка рухнет подо мной, так опасно она качалась. И тут я увидел Лётчика, но он не замечал меня, занимаясь своей работой: осматривал поступивших раненых, и, как он позже мне сказал, производил «первичную хирургическую обработку раны», это тем, кого не надо было оперировать. А кого надо – уносили в операционную или грузили в автобусы, которые пойдут в госпиталь в город. Но меня, думаю, «почикают» здесь.