В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Том 3, часть 4

Поэтому, когда мы вернулись в Москву, я уже чувствовал себя каким-то обновлённым. Особенно, когда увидел этих двоих вместе, Татьяну Андреевну и Лиргамира. Теперь она лечилась и выглядела намного лучше, только ещё больше похудела. Но что я заметил, это как Лиргамир менялся около неё. С нами он отстранён и даже холоден, можно сказать, высокомерен, впрочем, это, по-моему, невольно, а с ней это вообще другой человек. Мы с Борисом не смели обсуждать их, и только сегодня, изрядно выпивши, мы разговорились, я спросил его после всего удивительного и забавного, чему мы были свидетели сегодня.

– Они… всегда так?

– Да нет… хотя я с Марком Борисовичем уже два года… Нет, он-то и раньше был, вообще… В Питер-то кинулся, как только узнал, что она в беде, всё побросал, как маньяк, не спал, не ел, весь Питер на уши поднял, авторитетов, всю ФСБ, с Радюгинской подачи, понятное дело, ГУВД… И в театре, это же за несколько часов была спланирована операция, только бы вызволить её… мы в том году из Москвы бежали так, чтобы погоню за собой увести, чтобы она смогла скрыться. Он корил себя после сто тысяч раз, что одну её оставил, пока не понял, что она жива. Нет, он всегда относился к Татьяне Андреевне… ну, в общем, он её очень любит, просто как-то космически. Вроде такой человек, а вот, поди ж ты… А она… раньше так не было. Нет, она очень… трепетно относится к нему, знаешь… как к ребёнку, я много раз замечал. Очень нежно, к мужьям так не относятся обычно. Но мне кажется, это потому, что она знает, до чего он её любит… Знала всегда. Но… знаешь, после Питера у неё перещёлкнуло что-то, похоже. Так что от Паласёлова твоего тоже польза есть…

– Никакой он не мой, – поморщился я, неприятно признавать, что я рос с Максом, мне не хотелось вообще отождествляться я ним, я не знаю, почему он превратился в то, во что превратился и не хотел, чтобы думали, что я как он…

Борис только посмотрел на меня и кивнул.

– Ну… как скажешь. Выпьем?

– Давай. За этих, новобрачных наших.

– Ну да… – Борис рассмеялся беззвучно. – На десятом году совместной жизни у них опять медовый месяц, а? Хотел бы так?

Я вздохнул:

– Нет. Не хотел бы. Я бы этого не выдержал…

– Ну да… согласен. Это не каждый выдержит.

Мы выпили. А после пили и говорили уже о чём-то другом, вспоминали Чеченские приключения, после, пьянея, Борис рассказывал о своём друге Глебе, с которым рос, и который погиб, год назад… А я о своём детстве и о Шьотярве, а потом заснули под какие-то песни и пляски по телевизору. Проснулись мы с ним уже часа в три, в доме кое-где горел свет, и мы поняли, что мы продолжаем быть предоставлены самим себе.

– Как думаешь, сколько это продлится? – сказал я, кивнув на хозяйский дом.

Он только хмыкнул, пожав плечами.

– Сам-то как думаешь?

– Думаю, пока ей не надоест, – сказал я.

Борис посмотрел на меня, и кивнул:

– Ну… пожалуй. Если бы от него зависело, мы вообще никогда больше отсюда не уехали…

– У неё же операция скоро… Опасно всё, как я понял.

– Да я не разбираюсь, но… на сердце, наверное, всегда опасно.

Я посмотрел на него.

– А если… ну… если она… умрёт, как думаешь…

Борис покачал головой.

– Не дай Бог нам с тобой узнать, что будет. И вообще… её мне жалко. Пока Вито не кончим, хорошего ждать не приходится… тут, как говориться, или мы, или он.

Признаться, я не знал этой истории отношений с Вито, Борис посвятил меня. Изумлению моему не было предела, я думал, Макс тронулся из-за Татьяны, а, оказалось, есть куда более чокнутые люди.

– Да-да, Вито давно кукухой поехал. Миллионы у него, а детей своих нет. Уже чего только не делал, сколько жён поменял, а всё… вхолостую. И тут он её увидел как-то. Ну, тогда как раз много писали и по телеку тоже… Там «Рок и мода» эти выходили. В общем, у него идея и родилась тогда эта безумная. Как раз его клиники и лаборатории пообещали ему клонирование. Вот он и заболел идеей идеального ребёнка… Я это знал, все это знали, но думали это так, знаешь, все в знаменитостей влюбляются, на то они и знаменитости… а когда оказалось… в общем, я рад, что уже не работаю на него.

Я слушал его и думал, что то, что творил Макс, это вообще нормальная нормальность, если такие вот бизнесмены с бандитским прошлым придумывают себе немыслимые способы размножения.

Так что Татьяна Андреевна и раньше вызывала во мне только симпатию и сочувствие, а теперь мне захотелось защищать её, как защищал её Лиргамир. И помочь ему в этом для меня стало теперь не просто обязанностью нанятого работника, а делом мужской чести. Тем более что я чувствовал свою вину за Макса, ведь я не помешал насилию над ней. Мог, наверное. Мог как-нибудь устроить ей побег, мог сам и Макса убить, только это Тане не помогло бы, меня бы тут же прикончили наши, а ей, думаю, стало бы только хуже… Но всё равно вину чувствовал, как любой нормальный мужчина чувствует вину, если рядом происходит подобное.