В стране слепых

Он задумался над собственными словами. Может быть, какая-нибудь новая игра… Пруденс не может жить без своих жалких игр, как наркоман не может без «колес». Фантазия у нее, как выгребная яма. Каждый раз, уходя от нее, Кеннисон чувствовал себя так, словно окунулся в грязь. Он тер себя жесткой губкой под душем до тех пор, пока кожа не начинала гореть.

Так почему тогда он непременно идет к ней? Может быть, слишком уж бережет ее чувства? У него всегда был чересчур мягкий характер. Она хнычет, начинает упрашивать и в конце концов склоняет его принять участие в этих нелепых играх. Но ведь нельзя обижать ближнего, верно? С его стороны было бы жестоко отказать в удовлетворении ее потребностей. Тем более что она на его стороне; К тому же Кеннисон считал, что немного поразвлечься невредно. Делу время, потехе час.

— Хорошо, скоро буду. — Он положил трубку прежде, чем она успела пролепетать слова благодарности. Потом встал, поправил брюки, немного съехавшие на сторону, и направился к секретному лифту в туалетной комнате. Noblesse oblige [51]. Он вздохнул. Кто сказал, что так легко быть начальником?

В помещении фирмы «Джонсон и Ченг», было темно. «Завтра все снова будет по-старому», — подумал он. Придет конец и этим ночным встречам. Снимут полицейские посты. Ночная Смена заработает снова, и в этих комнатах опять воцарится привычная суета. Вполне естественно, что «Джонсон и Ченг» работает в ночную смену: ведь в это время в Китае день. (Между прочим, Ночная Смена занималась и обычными коммерческими операциями, чтобы непосвященные из дневной смены не удивлялись, почему ночью никогда не заключаются никакие сделки.) Он дошел до середины рабочего зала, с трудом находя дорогу среди багровых теней. Скорее бы покончить с этим малоприятным делом. Он остановился и прислушался.

Ничего не слышно.

Какой-то едва слышный шорох — не то кто-то дышит, не то работает кондиционер.

— Пруденс?

Тишина.

А что, если и в самом деле здесь появился грабитель? Что, если Пруденс мужественно пыталась остановить его? Что, если сейчас она лежит вся избитая, в крови, а он теряет драгоценные минуты?

Кеннисон быстро зашагал по проходу, заглядывая в каждый отсек. Он припомнил, как когда-то она притаилась в одном из них под столом. А что, если и тогда здесь был настоящий грабитель, а теперь он вернулся на место преступления, которое тогда ему не дали совершить? Кеннисон нашел на одном из столов ножницы, вооружился ими и продолжал тихо красться дальше. Если грабитель все еще здесь, даже малейший шум опасен.

Кеннисон прошел последний ряд отсеков, но так и не нашел Пруденс. Сердце его лихорадочно билось. Он подумал, не изнасиловал ли ее грабитель. Грабители — как правило, выходцы из низших классов, а у этой публики подобные вещи всегда на уме. Пруденс, конечно, должна была сопротивляться — она наверняка изо всех сил отбивалась, пока он срывал с нее одежду. Кеннисон представил себе, как она лежит, избитая и обнаженная, а это грубое животное удовлетворяет свою похоть.

Он вошел в кабинет Ченга и увидел ее. Она сидела одетая в высоком вращающемся кожаном кресле Ченга и молча ему ухмылялась.

«Все те же фокусы, конечно».

Кеннисон почувствовал, что его охватил гнев, словно пахнуло жаром из открывшейся дверцы топки. Он положил ножницы на стол и большими шагами подошел к ней.

— Черт возьми, Пруденс!

Он рывком повернул кресло к себе, и ее голова безжизненно упала на плечо.

Сразу несколько вещей одновременно бросились Кеннисону в глаза. Неподвижная улыбка у нее на лице. Ужасный запах, как в плохо убранном туалете. И обширное темное пятно, покрывавшее перед ее платья от груди до самого подола. В багровом свете пятно отливало черным. Кеннисон протянул руку, дотронулся до него, и рука его стала мокрой.

— О, Пруденс… — произнес он печально. Чувству, которое он вложил в эти слова, он не мог бы подобрать названия.

— Как трогательно!

Он круто повернулся к двери. Там, среди черно-багровых теней, стояла какая-то фигура. На него смотрело дуло пистолета девятимиллиметрового калибра с глушителем. Кеннисон, прищурившись, вгляделся в темноту.

— Это ты!

В кабинет шагнула Женевьева Вейл.

— Встань-ка так, чтобы я тебя видела, Дэнни, мой мальчик.

Она взмахнула пистолетом. Кеннисон медленно обошел стол. Вейл оглядела его с головы до ног, задержала взгляд на его брюках.

— Ну-ну, импотент ты несчастный. Я вижу, иногда он у тебя все-таки встает. Невероятно. Неужели у этой толстой шлюхи есть что-то такое, чего нет у меня?

— У нее даже у мертвой этого больше, чем у тебя живой, — отрезал Кеннисон.

Лицо ее напряглось, дуло пистолета поднялось вверх, и Кеннисон пожалел о своих словах. «Спокойнее, — подумал он. — Нужно держаться спокойнее». Большой любви к Пруденс Бейкер он никогда не питал. И все же если бы эта сцена повторилась, он знал, что снова сказал бы то же самое. Любопытно.

Вейл усмехнулась и чуть опустила пистолет.

— Нет, — сказала она. — Пока не время.

«Пока не время! Значит, есть надежда!» Мозг Кеннисона заработал с бешеной скоростью.

— Так ты осталась в живых? Мы все так волновались…