В стране слепых

На кухне она отыскала яйца, красный перец, кое-что еще и принялась готовить яичницу по-мексикански. Она натирала сыр, когда на кухню зашел Морган. Он посмотрел, что она делает, усмехнулся и вышел. Через минуту она услышала, как он включил душ.

Потом Сара стояла перед окном его комнаты и смотрела на город. За домами; далекие, но все же величественные по сравнению с карликами-небоскребами, виднелись сквозь дымку Скалистые горы. Там есть такие места, где можно побыть в одиночестве. И где не встретишь ни единой души на многие километры вокруг. Поежившись, как от озноба, Сара вспомнила, как две недели назад смотрела через окно дома на Эмерсон-стрит. Это было примерно в то же время дня и совсем близко отсюда. Все как будто осталось прежним, но от того дня ее уже отделяла глухая стена. Там осталась другая Сара, другая жизнь, и ей казалось, что все прежнее случилось не с ней. Она подумала — каждый ли, кто столкнулся лицом к лицу со смертью, тоже испытал это: крещение муками и вслед за ним — второе рождение? Может, потому японцы и превратили самоубийство в священнодействие.

— Значит, ты не сомневаешься, что убийца специально охотился за тобой?

Она обернулась к Моргану, Репортер сидел в раскладном кресле, держа на колене раскрытый блокнот.

— Нет, не сомневаюсь. Уже известно, кто он такой?

— Нет. Утром я звонил в редакцию. У него не нашли удостоверения личности и вообще никаких документов. Они проверяют его по фототеке и показывают по ящику. Кто-нибудь узнает его и позвонит. — Морган прищурился. — Ты-то случайно его не знаешь?

Сара решительно замотала головой.

— Нет, конечно нет.

— Но тогда, если он не сумасшедший, зачем ему понадобилось убивать тебя?

— Не знаю.

— Тебе не кажется, что ты могла бы и знать?

Сара рассмеялась. В первый раз после того, как в нее стреляли, она смеялась от души.

— Если кто-то и должен это знать, так это я. Но он теперь ничего не расскажет.

— Существует только восемь поводов для убийства. Можем пройтись по списку, если желаешь.

— Всего восемь? А я всегда думала, что их столько же, сколько жертв.

— Нет, только восемь. Убийства различаются между собой деталями, но не основными мотивами.

Сара пожала плечами.

— И что это за мотивы?

Морган растопырил пальцы и начал загибать их своей авторучкой:

— Они бывают не связанные с личностью убитого, эмоциональные и рациональные. Что до первых, то убийцу-маньяка ты сама исключаешь. А как насчет политической демонстрации?

Сара заколебалась.

— Террорист? Но что это была бы за политическая демонстрация, если бы он убил меня?

— Да ведь они убивают кого попало. Не забывай, что он стрелял еще в четверых, одного из которых убил. Полицейский, по-видимому, выживет.

— Нет, это было… Ну, я не знаю, для отвода глаз, что ли. Он же ни в кого больше не стрелял до тех пор, пока я не спряталась за колоннами.

— Значит…

— Значит, он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что настоящей мишенью была я.

— Но ты-то знаешь, что из этого у него ничего не вышло.

— Да. Не вышло. Он должен был действовать иначе.

Морган странно посмотрел на нее, потом пожал плечами.

— Хорошо. Он убийца-профессионал, и ему было важно, чтобы никто не стал слишком глубоко копаться в причинах, которые заставили его стрелять в тебя. Кто его нанял?

— Если бы я знала…

— И почему? Как насчет ненависти или мести? Это два эмоциональных мотива.

Сара покачала головой.

— Нет. Мстить мне — за что? За перехваченную сделку? Глупость. Те, кто торгует недвижимостью, не нанимают из-за этого убийц.

— Ты не выселяла жильцов по суду?

— Морган, я никогда не поступала с людьми так гнусно.

— Ненависть не всегда бывает обоснованной. А часто даже не имеет действительной причины. Достаточно одного — чтобы кто-то возненавидел другого человека. Ладно, что скажешь о ревности?

— У кого сейчас есть время на амуры? С Эйбом мы разошлись много лет назад…

— Профессиональная зависть?

— Нет, черт побери! Я всегда со всеми прекрасно ладила.

— По крайней мере, так считаешь ты. Тут то же самое, что с местью. Кто знает, что может возбудить в человеке зависть? Ты хорошо зарабатываешь. Кого-то может возмущать, что женщина, и к тому же привлекательная чернокожая женщина, так преуспевает. Или какие-нибудь старые Приятели могли позавидовать твоему успеху.

В ее памяти всплыл Старый Город в Чикаго. Гайд-Парк. Лица тех, с кем она играла в детстве, о ком даже не вспоминала целую вечность. Где они теперь? Наверное, по-прежнему в Старом Городе. Друзья, оставленные где-то далеко позади, на другой планете. Может быть, они возненавидели ее за то, что она их покинула и больше не возвращалась?

— Боже мой, Морган, ты сделаешь из меня параноика.

— Даже у параноиков бывают враги.

Злость накатила на нее волной, и она не смогла сдержаться.

— Это что, допрос? — Она повернулась к нему спиной и снова уставилась в окно. Но на этот раз она видела там не Денвер, а Чикаго. Она оперлась руками на подоконник.

— По крайней мере, я рад, что ты мне доверяешь.

Она обернулась.

— Что ты имеешь в виду?