В стране солнца

— Моя ноша была очень тяжелой, и я оставил ее в хижине Лишки. — Лессинг держал мальчика за руку, и так они пошли вперед.

— Дядя, — начал мальчик, которому от молчания Лессинга стало как-то не по себе, — что с вами? Или вы больны, или у вас какое горе?

— А почему ты так думаешь?

— Потому что вы молчите. Не сердитесь на меня, но вы сегодня такой странный. И те другие тоже какие-то необыкновенные.

— Знаешь что, Палко, — ответил Лессинг, присаживаясь на обросший мхом выступ скалы, — присядем здесь немного, я устал. И тем временем я расскажу тебе, что случилось с нами всеми, пока тебя не было дома.

И голос его задрожал.

— С вами что-нибудь случилось? Я это сразу подумал.

— Да, дитя мое, что ты на это скажешь: я нашел, наконец, своего Мишко!

— О, что вы говорите! — радостно воскликнул пораженный Палко. — Где и когда? Пожалуйста, расскажите мне все с начала! — просил он.

Лессинг еле смог сдержать себя, охотнее всего он обнял бы мальчика и прижал его к своей груди. Он тяжело вздохнул.

— Да, я хочу тебе рассказать все с начала. Если бы ты не рассказал священнику, как Анна Рацга нашла тебя и что моя жена ищет своего мальчика, я бы до сих пор не знал, где находится мой бедный мальчик. Как ты знаешь, священник пригласил дедушку к себе. Он тогда рассказал дедушке, а дедушка мне, и так я, наконец, после семилетних поисков, нашел своего Мишко. Но ты прав, я также должен рассказать тебе, как я его потерял.

Палко охотнее всего не слушал бы такой печальный рассказ. Дядя Лессинг рассказывал такие ужасные вещи про себя самого и был глубоко опечален. Бедная тетя! Вот почему она не была в полном уме: она потеряла рассудок от великой скорби. А потом рассказ показался ему очень знакомым: какая-то тетя нашла Мишко в горах и приняла к себе. "Точь-в-точь, как со мной было", — подумал он. И тот мальчик перешел от одного дедушки к другому. Добрые люди приютили его ради Бога. Вдруг дядя замолк, как бы не знал, что дальше рассказывать.

— Дядя, а ваш мальчик все еще находится у второго дедушки? — спросил, наконец, мальчик.

— Да, Палко, — ответил Лессинг, тяжело вздыхая.

— А почему вы не берете его к себе, чтобы бедная тетя перестала его искать?

— Так, Палко, я не знаю, захочет ли он принять меня своим отцом после того, как я причинил ему столько зла, хотя теперь я ему ничего худого не стал бы делать. С тех пор я уже не пил больше ни капли водки. Здесь в горах я нашел Господа Иисуса, и Он простил мне, как тому мытарю в храме, но — перед своим сыном я, наверное, остаюсь таким же, как был. Он знает, что я отнес его в дальние горы и что из-за меня ему пришлось долго скитаться по чужим людям без материнской ласки. Если он будет чуждаться меня и почувствует себя у меня несчастным, — что тогда? У дедушки он счастлив, так как привык уже к нему. А я, хотя и невыразимо люблю его, я для него чужой.

— О, не думайте так! — воскликнул Палко, схватив его за руку. — Возьмите его к себе. Господь Иисус все устроит и поможет вашему Мишко вас полюбить и не чуждаться. Мы с тетей так много молились о том, чтобы Он помог нам найти его. Я так и знал, что кто-нибудь приютил его. И так как Он уже услышал нас, то и дальнейшее устроит. Не беспокойтесь, дядя!

— Но, Палко, если бы это касалось тебя, ты не побоялся бы меня? — спросил вдруг Лессинг. — Согласился бы ты оставить дедушку и пойти к нам?

Мальчик покраснел и тяжело вздохнул, подпер головку рукой и на минутку задумался.

— Палко, ты не стал бы чуждаться меня? Мог бы ты меня хоть чуточку любить? — спросил Лессинг, привлекая мальчика к себе ближе.

— Нет, дядя, я не стал бы вас чуждаться, ведь я вас люблю.

— Ты меня любишь, Палко, хотя и знаешь, какой я нехороший человек?

— Не говорите так, дядя, это мне больно слушать, — попросил мальчик и приложил свою ручку ко рту Лессинга. — Однажды мне пришлось священнику читать вслух из священной книги, и там в одном месте было написано о разных людях, но там дальше было сказано: И такими были некоторые из вас, но теперь вы больше не такие. Священник мне сказал, что Господь мытарю все простил, когда тот пришел к Нему, и что этот мытарь с того дня стал новым человеком.

— Но, подумай, Палко, если бы ты был мой мальчик, ты бы мог мне все простить?

— Простить? Что именно? — спросил удивленный мальчик.

— Так разве тебе не пришлось из-за моих грехов скитаться по чужим людям без отца и матери?

— Я бы мог вам это простить, дядя, но… — Мальчик освободился из объятий Лессинга, вскочил на ноги и встал перед ним.

— Почему вы все это мне говорите? Разве я ваш мальчик? Лессинг закрыл лицо руками и молчал.

— Дяденька, — Палко опустился с ним рядом на колени и прижал свою головку к его плечу, — разве я ваш мальчик?

— Да, ты мой мальчик! О, как тяжело мне все это тебе открывать!

Сказав эти слова, он вскочил, обнял мальчика и стал целовать его лоб, уста, глаза, щеки.