В стране ваи-ваи

Одновременно росла моя уверенность в том, что та гипотеза о природе и распространении лесов, на которой я основывал свои методы исследования, должна быть единственно верной. Я убедился, что поступил правильно, отказавшись классифицировать здешние леса по их структуре (это свелось бы в конечном счете к учету наличных видов, их соотношения и индивидуального развития), и предпочел исходить, во-первых, из местных рельефообразующих процессов (эрозия, наносы), во-вторых, из анализа почв и, в-третьих, из таких внешних факторов, как воздействие человека, животных, огня, бурь. Лишь в последнюю очередь следовало учитывать виды и структуру леса.

Все эти леса, столь похожие на первый взгляд, но на самом деле бесконечно разнообразные, были, подобно произведениям искусства, результатом решения многих частных задач. Их облик сложился под воздействием нескольких изменяющихся и взаимно влияющих один на другого факторов — рельефа, климата, почв, сочетания видов. Своей красотой эти леса были обязаны гармонии, установившейся в природе. Лишь когда эта гармония нарушалась — например, после оползней или ураганов, в общей картине появлялись следы уродства.

Я подозревал, что обнаруженные нами пески простираются на восток, охватывая также Серра Ирикоуме. Если бы у меня хватило времени и продовольствия, чтобы провести основательное исследование! Но мавайяны объяснили, что на восток идти трудно, в ту сторону не проложены тропы, там нет деревень; к тому же близился сезон дождей, нам следовало подумать о возвращении.

Я утешал себя тем, что мы, возможно, обнаружим еще ключи к этой проблеме на Мапуэре.

Мы работали в лагере, а чуть выше по течению купались индианки, сняв с себя все украшения и переднички. Они вошли в воду по плечи и весело плескались, окуная также детишек и собак. Затем настала очередь мужчин.

Как только спала жара (около четырех часов дня), мы нарядились и пошли в деревню. Небо прояснилось, солнечные лучи освещали крыши и сады, расчерченные медленно удлиняющимися тенями.

Индейцы наводили красоту. Они мазали руки красной краской (глиной, окрашенной руку́ и смешанной с клейким соком Protium) и втирали ее в кожу; мужчины расписывали себе грудь темно-красными и черными полосами, женщины рисовали круги по всему телу, от шеи до колен.

Затем началась кропотливая раскраска лиц. Тоненькими лопаточками на щеки, лбы и носы наносили черточки, крестики, зигзаги. Мавайяны целиком отдавались этому занятию, тем более что теперь у них были полученные от меня зеркальца, и не приходилось обращаться за помощью друг к другу. В довершение туалета оставалось надеть украшения из перьев и бисера.

Даже зверушки не были забыты: индейцы вытирали руки о первую попавшуюся собаку или обезьянку, особенно густо намазывая им головы и лопатки.

Сначала мне показалось, что мавайяны «одеваются» также, как ваи-ваи, но теперь я начал замечать разницу. Наряд мавайянов был куда «беднее». Если ваи-ваи украшали себя множеством перьев, то мавайяны делали ожерелья из пальмовых семян и высушенных плодов, а браслеты — из луба, листьев, материи (иногда с оторочкой из бисера и перьев). У них не было ни головных уборов из перьев, ни султанов, ни бисерных подвесок от уха до уха, ни перьев в носу, одним словом, всего того, что ваи-ваи навешивают на себя по малейшему поводу. Зато они изготовляли свои украшения лучше, с большим вкусом. Набедренные повязки мужчин были длиннее и оторочены перьями; они не плотно облегали тело, а спадали спереди красивой складкой. Женские передники также были больше, орнаментированы разнообразнее и красивее. Волосы у мавайянок были длиннее и собраны в пучок, а у женщин ваи-ваи они свободно падали на плечи.

Проходя между домами, мы увидели мужчину могучего сложения, словно вытесанного из камня; он стоял на тропе, окруженный своими близкими.

— Мачира, — представил мне его Япумо и объяснил, что этот человек живет на горе, а теперь пришел сюда и привел семью знакомиться со мной.

Сильная рука крепко сжала мою, ясные глаза внимательно оглядели меня. Я в свою очередь внимательно рассматривал моего нового знакомого: сплющенный с боков лоб, высокие скулы, подбородок выдается вперед — все черты «лягушки»! Могучие руки и ноги, широкая грудная клетка, — настоящий титан, рядом с ним даже Фоньюве казался цыпленком. Человек он, видно, прямой, искренний, без всяких выкрутасов.

Закончив осмотр моей особы, он повернулся и указал широким жестом на свою мать, жену и троих детей.

— Аноро! — что означало: вот мои, познакомься!

Я пожал руки родным Мачиры, восхищаясь их чудесным, здоровым видом, чем, надо сказать, отличались также и его десять псов.

Мы сели. Мачира обратился ко мне с длинной торжественной речью, и был несказанно удивлен, обнаружив, что я ничего не понимаю.

Когда мы передавали друг другу миску с напитком, пророкотал гром.

— Дедабару, — сказал я, показывая на небо; это было одно из немногих мавайянских слов, которые я знал.

— Ага! Дедабару!