Читаем В субботу вечером, в воскресенье утром полностью

— Когда так говорят, верить нельзя, — недовольно возразил Берт и повернулся к Дейву, сжимая от ярости кулаки. — Смотри, еще раз вот так вырвешь у меня карты — получишь.

— А ты, сука, не жульничай, — огрызнулся Дейв. — Поделом тебе.

Артур раздал карты: другим обычные пять, себе, незаметно для них, — семь, и две самые младшие, пока Дейв и Берт рычали друг на друга, сбросил на колени. Из гостиной доносились глухие удары и громкие голоса.

— Нет, вы только послушайте, — невинно обронил Артур. — Про деньги заспорили.

— Ну да, про кормушку, — загоготал Дейв и, увидев свои карты, насупился.

— Блефует, — сказал Берт. — Наверняка у него флеш-рояль.

— Рояль-флеш, задница ты этакая. — Дейв не стал менять и бросил карты на стол вверх рубашкой. Берт поменял две, улыбнулся и подтолкнул шиллинг на середину стола. Артур перетасовал свои карты и добавил полкроны.

— Спокойно, — сказал Дейв. Он вышел из торговли. — Это большие деньги. Нельзя так играть.

— Да блефует он, а то я его не знаю, — уверенно заявил Берт и удвоил банк.

Но Артур не блефовал.

— Принимаю, — сказал он и раскрыл карты.

Валет — дама — король — туз треф. Семь шиллингов перекочевали к нему в карман.

— А сколько у тебя карт? — подозрительно спросил Берт.

— Столько же, сколько и у тебя. — Явно обиженный подобным недоверием, Артур поджал губы. В чем, собственно, дело? Он просто увеличил банк до пятнадцати шиллингов.

Один из братьев воспринял его победу с юмором, другой с неудовольствием, на что Артур ответил:

— Жульничество? Конечно, жульничество. Я всегда жульничаю, разве вы не знали? — Из чего они заключили, что никакого жульничества не было. Он перемешал и незаметно вернул в колоду с полдюжины секретных карт.

Артур с Бертом отправились в центр города промочить горло. На мосту было темно. Замка не видно, он скрывается где-то позади, в ночной пелене тумана, дыма и темноты. Со складских дворов, заболоченных берегов канала и ручейков с их мелкой живностью донесся порыв ветра, заставив Берта обрушить проклятья на апрельскую сырость, а Артура застегнуть пальто.

Берт был приземист, голубоглаз, несдержан — настоящий сын своего отца. Он понимал, что опасность — это опасность и ничего хорошего в ней нет, но бросался в бой очертя голову и дрался до конца, пока единственное, что еще можно было разглядеть в свалке, были его курчавые светлые волосы. Этому его научили исправительные колонии и Борстал. Его братья, уходя от полиции, выказывали храбрость едва ли не большую, чем если бы их гнали винтовками и штыками на передовую. Но Берт был почему-то похож на Додо больше других и из армии сбежать никогда не пытался. Более того, он сбавил себе год, и в семнадцать лет его бросили в последнее наступление на Рейне, и он вернулся из этой мясорубки целее, чем его братья, служившие в доблестных рядах дезертиров. Берт, говорила Ада, — вылитый отец, потому она его так и любила. А еще за смышленость и чувствительность — это уж он унаследовал от матери. Берт так и не дал Ральфу заменить в доме Додо. Додо был тяжел на руку и не терпел возражений — настоящий диктатор, а теперь на прочном троне восседала Ада, а Ральф — у подножия, принц-консорт, которого Берт, лорд-протектор, всегда грозил вздуть, стоило тому повысить на жену голос.

Они молча спустились по мосту, пересекли Замковый бульвар, миновали «Вулворт» с затемненными витринами и свернули в переулок, направляясь в захолустный паб за первой на сегодняшний вечер пинтой. «Может, попробуем снять телок?» — предложил Берт, но поскольку в этом районе ничего интересного не оказалось, они неторопливо проследовали дальше, пока не добрались до Ноттингем-Роуз. Тут им вроде бы повезло больше, но две симпатичные бойкие девицы, сидевшие с ними до закрытия паба и заставившие их раскошелиться на тридцать шиллингов, в последний момент продинамили и вскочили в автобус. Вот и побрели Артур с Бертом через оживленную Слэб-сквер, а потом вниз, в сторону дома.

Вместе с сыростью от канала навалилась тоска, и Артур задумался о бедах Бренды, которые, казалось, давили на него сейчас сильнее, чем прежде.

— Что ж, — сказал Берт, — пошли домой, поужинаем. Думаю, мама приготовила нам мясо.

Лучше не придумаешь, решил Артур. Улицы почти опустели. Продребезжал, направляясь в депо, припозднившийся автобус — все освещение включено, на задних сиденьях съежились кондукторы, судя по виду, уставшие до смерти.

— Еще раз встречу этих двух шлюшек, — Берт нащупал в недрах кармана пальто чинарик и чиркнул спичкой, — голову сверну. — Они сошли с тротуара и пересекли мощеную дорогу.

— Все, что им нужно, — эль, — отозвался Артур. — Но, с другой стороны, чего от них ждать? Когда снимаешь телку в пабе, это всегда большой риск. Может, даст, а может, и не даст.

Перейти на страницу:

Все книги серии XX век — The Best

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века