Читаем В субботу вечером, в воскресенье утром полностью

Они перешли через Слэб-сквер и, взбодренные очередной пинтой в «Сливовом дереве», перебрались к «Красному дьяволу», оттуда в «Кегельбан» и трактир «Почтовая карета» и, наконец, пробились сквозь толпу людей, набившихся в «Путешествие в Иерусалим», этот шумный пятачок света, отражающий громаду замка на Скале.


Сэм попытался пересчитать, сколько людей в гостиной, но на двадцати сдался, поняв, что считает уже пересчитанные головы. Джейн разлила пиво по чашкам и стаканам.

— Давай, Артур, нажимай. Ты как, Сэм, все в порядке? — она круто повернулась к нему. — Это хорошее пиво, Сэм, — весело продолжала она чуть заплетающимся языком. — Мы с Джимом раздобыли его в пабе по соседству. Знаешь, пару лет назад, — продолжала она, — Берт с Дейвом спустились в наш погреб с молотком и стамеской, вынули из стены несколько кирпичей и стибрили из соседского погреба пару ящиков. Потом заделали дыру, и никто ничего не заметил. Славно мы тогда посидели.

Артур громко засмеялся вместе с остальными: он тоже принимал участие в той истории и вспомнил сейчас, как помечал мелом передаваемые ему кирпичи.

Вошла Ада. В руках у нее было большое блюдо с индейкой, обложенной сэндвичами с бараньей ногой.

— Налетайте, люди, надо же хоть что-то поесть. Сэм, не стесняйся, мы хотим, чтобы тебе у нас понравилось. — Она круто повернулась к Колину. — А где Битти? Сегодня же сочельник, я думала, она придет.

— Ты бы не заряжал ей так часто, Колин, — усмехнулся Дейв.

— Да на Битти достаточно просто посмотреть, и она уже с пузом, — сказал Колин, наливая себе пива и надкусывая сэндвич.

На Аде было яркое платье с веселым рисунком.

— Как тебе моя гостиная, Сэм?

Тот оглядел стены, потолок, рождественские открытки на мраморной каминной доске, скрывающие почти весь, кроме орехового купола, корпус громоздких часов.

— Стены пару лет назад обклеили Артур с Бертом, — пояснила Ада. — Обойщику пришлось бы заплатить пять фунтов, а так — даром, и ничем не хуже.

— Если не считать этих здоровенных морщин, — сказал Артур, завершая продолжительный рождественский, под омелой, поцелуй с одной из своих русоволосых кузин. Ральф в разукрашенной бумажной шляпе и Джим в форме военного летчика танцующей походкой вошли в гостиную, за ними, нахлобучив себе на голову фуражку зятя, вплыла вторая кузина.

— Пива хочу, — капризно заявила она.

— Выпьешь хоть каплю, задницу надеру, — посулила ей Ада.

Сэм устроился на кушетке, кто-то натянул поверх его черных, начинающих седеть волос розовую бумажную шляпу. Чахоточная Юнис пришла с Гарри, своим молодым человеком с широким, желтоватого цвета лицом и вьющимися каштановыми волосами, гладко зачесанными назад. Он работал сварщиком на одной из городских фабрик. На Юнис было темно-бордовое пальто, которое она подбивала в плечах, чтобы скрыть худобу, подчеркиваемую, однако, впалыми щеками и руками-палками. Им сразу сунули в руки выпивку и сэндвичи с бараниной. Артур, уже изрядно набравшийся к тому времени, затянул, вовлекая других, какую-то песню под аккомпанемент тарелок, на которых невпопад отбивали ритм сидевшие за столом Берт, Колин и Дейв. Ада велела Сэму петь громче, но тот сказал, что не знает этой песни.

— А «Все любят субботний вечер» знаешь, Сэм? — крикнул из-за стола Берт, и Сэм расплылся в широкой улыбке, явно довольный всеобщим вниманием. Один за другим гости потянулись на кухню, и в конце концов в гостиной остались только Юнис и Гарри. Они выключили свет и пересели ближе к окну, наблюдая за проезжающими по дороге машинами.

Когда огонь в камине на кухне догорел, все отправились спать; по всему дому слышался стук захлопываемых дверей. Артуру, на ощупь поднимавшемуся в темноте по лестнице следом за Сэмом, предстояло разделить большую кровать с двумя своими двоюродными братьями, Сэму же постелили на большой походной койке у окна. Все заснули почти сразу, лишь Артур бодрствовал: его отвлекали разные звуки, нарушавшие тишину дома. То дверь хлопнет, тот раздастся женский смех, то чей-то визг, то храп братьев. С проходящей неподалеку железной дороги донесся глухой монотонный стук колес, словно некое железное чудовище пробиралось через долину Трента. Задребезжало оконное стекло — это проехала легковая машина. Рядом с парадной дверью послышались мужские шаги, а в центре города сразу несколько часов меланхолически отбили три четверти.

Перейти на страницу:

Все книги серии XX век — The Best

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды — липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа — очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» — новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ганс Фаллада , Ханс Фаллада

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза прочее
Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века