– Ты все хорошо услышал. Я потому и оставил тебя здесь так надолго, ибо хотел, чтобы ты снова человеком стал. Ведь там, в отделении, в твоих глазах только золотые монеты светились, да камни-самоцветы отзеркаливались. Ни умом, ни любовью к ближнему там и не пахто. В тебе люди защитника видеть хотели, а ты сам стал грабителем с большой дороги. За несколько килограмм металла ты готов был убить. Только бы тот металл себе забрать.
Он обреченно склонил голову, не решаясь взглянуть мне в глаза.
– Слушай, ты, лох ментовский! – не сдержался и вступил в разговор Женька. – Лично я тебя собственными руками порвал бы. Только хозяин запретил. Так что, не выкорячивайся. Хватай свои находки и чеши отсюда, пока у меня терпение не лопнуло.
– Успокойся, Николай!
Я специально назвал его другим именем, помня, с кем дело имеем. Тем более, что в Женьке опять проснулся Бинт А мне не хотелось, чтобы он снова потерял свое человеческое лицо. Теперешний Евгений нравился мне куда больше, чем прежний отморозок Бинт.
– Но смотри, ментяра поганый, если вздумаешь о ком-то из нас вспомнить, а, тем более, вякнуть кому-то, я тебя шлепну.
– Да вы что? Того, что я здесь пережил, на три жизни хватит. Вы, – это уже ко мне, – можете спокойно прийти в отделение, и мы все, как надо оформим. Оформим как передачу вами найденного клада государству.
– Нет уж, уволь. Может ты и исправился, но лучше я с тобой больше встречаться не буду. Если не ты сам, то твои коллеги или начальники…
Васька все время стоял рядом с нами и молчал. Он уже полностью успокоился. Только презрительно кривился. Будто нос к носу с чем-то очень омерзительным столкнулся. Неожиданно он подхватил меня под руку и отвел немного в сторону.
– А ты до сих пор, наверное, удивляешься, гадаешь, почему это я бандюком стал? – тихо спросил меня. – Вот именно из-за таких, как этот ментяра! Они меня когда-то, еще пацаном сопливым, в КПЗ забрали и отлупили там, как сидорову козу. Видишь ли, от меня тогда водочным духом несло, а они учуяли. Но я ведь не трогал никого! После работы по сто грамм с друзьями выпили, и я как раз домой возвращался. А этим кулаки почесать хотелось. Ненавижу их всех!
– Успокойся, друг! Мне их тоже любить не за что. Хотя меня и не бил никто. Сейчас мы его отсюда отправим и своими делами займемся.
Женька таки отвел душу. Хорошо, что только на словах. Но настолько хлесткими и правдивыми были те слова, что опер стоял перед ним красный, как вареный рак. И дрожал весь, как в лихорадке. У него еще хватило ума не огрызаться. Хотя и сам далеко не слабаком был, но будить зверя в своем визави не решился.
– Ну, что, капитан, домой хочешь? На счет пяти минут я не шутил. Отсутствия твоего никто не заметит. Только бороду сначала сбрей. Вот только что ты обо мне своим коллегам объяснять будешь?
– Как, что? А разве вы со мной не это?… Не возвращаетесь?
– Неужели я так похож на идиота? Я ведь тебе уже говорил, что мы с тобой больше не встретимся. Еще раз свою судьбу я испытывать не собираюсь. Так что за утрату такого ценного кадра тебе самому отчитываться придется.
– В таком случае, я и объяснять никому и ничего не буду. Ведь вы только у меня были. Никаких протоколов мы не писали. Никаких заявлений никто не регистрировал. Не было вас в нашем отделении! Не было! Надеюсь, что вас такой вариант устраивает?
– В принципе, устраивает! Но сможешь ли ты и в дальнейшем язык за зубами держать? Будучи здесь, ты мог убедиться, что того золота я не украл и что я действительно хотел сдать его государству.
– Теперь я это, конечно, понимаю. А тогда никак не мог поверить, что какой-то чудак может добровольно отдать такую находку. За какую-то четверть ее стоимости. Да и заслепило меня то золото. Как свинью еда в корыте. Я даже прощения просить не буду. Сам такого никому не простил бы. Содержание того саквояжа кроме меня никто не видел. Назовите только дату и место встречи. Я вам все то золото возвращу. Поверьте, что я не жизнь свою за него выторговать хочу. Тут, наедине с самим собой, я действительно имел немало времени для раздумий. И многое понять сумел. Если отпустите, то я сам из милиции уйду…
– То золото можешь себе оставить. Можешь даже с собой забрать все то, что здесь нашел. Будем считать, что это плата за твое молчание. Вот только реализовывать это все ты на свой страх и риск будешь. И, не дай Бог, чтобы ты меня разыскивать начал. В таком случае я Николая и его дружков сдерживать не стану…
Опера домой мы отпустили. Во избежание излишних для него искушений я ему пульт почти полностью разрядил. Оставил только на одно перемещение. Пусть теперь жмет кнопку, сколько угодно… Хотя и плохим человеком он был при нашей первой встрече, но Бог ему в том судья. Не брать же грех на душу. Тем более, что такими самосудами еще никто не сделал наш мир лучшим. И не сделает!
Васька, когда увидел золотые самородки, как стоял, так и сел на землю. Только рот беззвучно открывал и закрывал. Мы с Женькой долго тогда смеялись.