В свои разрушенные тела вернитесь

— Добро пожаловать в концентрационный лагерь, Бартон! Вы впервые вкусили, что это такое. Для меня же это давным-давно забытая история. И я уже устал ее слушать. Я сидел в нацистском лагере — и сбежал оттуда! В Израиле меня схватили арабы — я опять спасся бегством. И теперь, наверное, мне удастся бежать! Но куда бежать? В другой лагерь? Похоже, им не будет конца. Человек во все времена строит их и помещает туда вечных узников, например — евреев. И даже здесь, где мы получили возможность начать все с самого начала, где все религии, все предрассудки должны быть разбиты вдребезги молотом Воскрешения, мало что изменилось.

— Закройте, наконец, свой рот, — прошептал какой-то человек неподалеку от Руаха. У него были рыжие, очень курчавые волосы, голубые глаза и лицо, которое было бы красивым, если бы не перебитый нос. Он имел телосложение борца и более четырех с половиной футов роста.

— Меня зовут Дов Таргофф, — сказал он с четким оксфордским произношением. — Я бывший офицер израильских ВМС. Не обращайте внимания на этого человека, джентльмены… Он один из тех известных стародавних евреев, которые славились своим нытьем и пессимизмом. Он скорее возопит к стенам, чем поднимется на борьбу, как должно мужчине.

Руах, задохнувшись от негодования, просипел:

— Вы надменный сабра! Я дрался и я убивал! Убивал, как настоящий мужчина! Я не нытик! А что сейчас здесь делаете вы, бравый вояка? Разве вы не такой же раб, как все остальные???

— Это старая история, — произнесла одна из женщин. Она была высокой, черноволосой и тоже, возможно, была бы красавицей, если бы не крайняя степень измождения. — Старая, как мир. Мы грызлись между собой до тех пор, пока наши враги не покорили нас. Так же, как во времена, когда Тит осаждал Иерусалим. Мы грызлись между собой и убили тогда больше своих соотечественников, чем римлян. Так же, как…

Ей начали возражать двое мужчин. Все трое стали громко спорить, пока стражник не отколотил их, а заодно и остальных, палкой.

Позже, шлепая разбитыми губами, Таргофф сказал:

— Я не в силах переносить все это. Больше нет сил. Скоро… Ну, этот стражник — мой. Я убью его.

— У вас есть план? — нетерпеливо поинтересовался Фригейт.

Таргофф не ответил.

Незадолго до зари рабов разбудили и погнали к чашному камню. Снова им оставили небольшое количество пищи. После еды их разделили на группы и погнали на различные работы. Бартона и Фригейта повели к северной границе. Вместе с тысячью других рабов они гнули спину под лучами жгучего солнца. Единственным отдыхом был полуденный поход к чашному камню и обед возле него.

Геринг намеревался построить стены между горами и Рекой. Он намеревался также возвести еще одну стену, которая бы шла вдоль всех десяти миль побережья озера. Планировалось и возведение третьей стены с юга…

Бартон вместе с остальными копал глубокую траншею, а затем из выкопанного грунта наваливал стену. Работа была тяжелой. Единственным инструментом, с помощью которого разрыхляли грунт, были каменные мотыги. Толстый слой плотного дерна, образованный переплетением корней трав, можно было разрушить только изрядно потрудившись. Грунт и корни с помощью деревянных совков ссыпались на бамбуковые носилки. Бригада за бригадой волокли, тащили, несли грунт на самый верх стены, где земля сбрасывалась, чтобы стена стала еще выше и толще.

Вечером рабов загнали назад, за частокол.

Большинство тотчас же завалилось спать. Но Таргофф, рыжий израильтянин, подсел к Бартону.

— Я слышал о сражении, которое устроили вы и ваш экипаж, слышал о вашем отказе присоединиться к Герингу.

— А вы слышали о моей печально знаменитой книге?

Таргофф улыбнулся:

— Я о ней ничего не знал до тех пор, пока Руах не рассказал мне о ней. Однако я больше полагаюсь на ваши поступки, а они говорят сами за себя. Кроме того, Руах слишком чувствителен к подобным вещам. Но его нельзя за это упрекать. Особенно после того, что ему довелось испытать. Судя по вашим поступкам, вы не такой человек, каким вас описал Руах. Я полагаю — вы не плохой человек. Вы как раз такой человек, который, как я полагаю, нам нужен. Поэтому…

Дни и ночи тяжелой работы и урезанных рационов следовали друг за другом. Через систему тайной связи между рабами Бартон узнал, что Вильфреда и Фатима находятся в хоромах рыжего детины — убийцы Гвиневры. Логу была с Туллом. Геринг с неделю подержал Алису у себя, но затем передал ее одному из своих заместителей — некому Манфреду фон Кройфшафту. Ходил слух, что Геринг жаловался на холодность Алисы и хотел было отдать ее на забаву своим телохранителям, но фон Кройфшафт выпросил ее себе.

Бартон был в отчаянии. Он не мог вынести мысли о том, что она живет с другим человеком. Он должен сделать все для ее освобождения. Мысли об этом не давали ему спокойно спать.

Как-то ночью он выполз из большой хижины, которую занимал вместе с двадцатью пятью другими мужчинами, прокрался в хижину к Таргоффу и разбудил его.