В свой смертный час

— Не понимаете почему? — в свою очередь недоверчиво спрашивает Лариса Павловна. — Смотрите на это фото. Сколько в нашем классе было мальчиков? Раз, два, три, четыре… Тринадцать. С войны вернулись трое. Считаем девочек. Раз, два, три… Шестнадцать. Значит, тринадцати нашим девушкам из-за войны не за кого было выйти замуж, не от кого иметь детей. Женщины постарше нас стали вдовами, потому что у них убили мужей. А мы женами стать не успели. Мы, будучи невестами, стали сразу вдовами. Мы — невесты-вдовы. Нам не за кого выходить замуж.

Она поднимает глаза и поверх головы бросает быстрый взгляд на большой портрет, установленный на красной высокой тумбе. После этого мне кажется совсем уж бестактным продолжать этот разговор, но все же я осторожно говорю:

— Однако ведь многие девушки все же как-то устроили свою жизнь…

Тут Лариса Павловна неожиданно смеется:

— Вы на меня намекаете? Верно. Я замужем. К тому же не в первый раз. Только не в том дело, не в арифметике. Все равно мы с Таней обе невесты-вдовы.

Я молчу, и Лариса Павловна, после небольшой паузы, объясняет:

— Мы с ней очень разные по характеру. Почти антиподы. Поэтому у нас разная жизнь. А судьба у нас одна. Не понимаете? Тогда хотите — я расскажу вам о себе? Мне самой этого хочется. Рассказывать о своей жизни всегда трудно, но это же самопознание. Иногда очень хочется рассказать, чтобы понять самой то, чего не можешь никак понять. Идемте, сядем.

В «Комнате боевой славы» сидеть не положено, и поэтому здесь нет ни одного стула. Но Лариса Павловна находит решение проблемы. Мы идем к окну и располагаемся на высоком подоконнике, из тех, на которых так любят сидеть, болтая ногами, школьники, когда хотят отъединиться от шумной коридорной толпы для «интимного» разговора.

— Можно, я запишу наш разговор? — искательно спрашиваю я, доставая из кармана небольшой журналистский диктофон. — Вы не бойтесь — это просто чтобы мне чего не забыть…

— Пишите. Я ничего не боюсь, — храбро говорит она, поглядывая опасливо на таинственный аппарат.

Я включаю «запись». Как почти все люди, чья речь фиксируется на пленку, Лариса Павловна поначалу говорит несколько скованно, по-книжному, но постепенно забывает о диктофоне, забывает о правилах лексики и грамматики, возникает тот обычный живой разговорный язык, который восполняет сумбурность, недосказанность, неаккуратность речи жестом, интонацией, чувством. Вот эта магнитофонная запись: