Я поехал в Харьков и кремировал её. Возможно, я бы её похоронил, однако устранением трупа моей матери уже занималась одна из двух сиделок, — Лариса. Она определила мать в крематорий, положить прах в одну нишу с отцом, из-под крышки гроба торчал кусок верблюжьего одеяла, я помню, так крышку и заколотили, и труп старухи, моей матери, уплыл за кулисы крематория.
Похороны повергли меня в философское состояние. Я вернулся в Москву задумчивым: я ведь остался один.
Наташка, между тем, ведь я её научил, что она цыганка, до этого она не придавала никакого значения тому факту, что она-таки больше цыганка, и совсем не еврейка, как её мать, ударилась в цыганщину. Нашла несколько цыганских сайтов, дни и ночи напролёт разглядывала фотографии и читала о цыганах. С каждым приездом она становилась всё больше цыганкой, оставаясь при этом студенткой «Мухи», названной так в честь скульптора Мухиной. Как студентка она совершала все нормальные в этом гражданском состоянии поступки: напивалась, не ночевала дома, спала с преподавателями, участвовала в диких акциях и выставках, красила скамейки, знакомилась на улицах чёрт знает с кем и находила чёрт знает кого интересными. Она дружила с теми, с кем не следует дружить, и в довершение всего вот нашла себе такого типа, как я, на сорок семь лет старше…
Я её удивлял ежедневно. Она до этого не имела мужчины моего возраста, так же как и моего статуса. Она называла меня «неутомимым» и ещё как-то лестно. Я сказал ей, что давно знаю, что во мне энергии много больше, чем в обычных людях. Что в камере тюрьмы «Лефортово» моей сосед, молодой бандит Мишка, называл меня «ENERGIZER».
Наташка стала приезжать в Москву на каждый week-end. Как я к ней относился? Она мне нравилась, но не вся. У неё чудесная головка, гривка цыганских волос, и она была влюблена в жизнь без памяти. Она захлёбываясь рассказывала мне обо всём подряд с удовольствием, о случайных встречах в подъездах, на улице, в институте. Я фиксировал всю её информацию, без церемоний употреблял Наташку по назначению, то есть оголял и употреблял. Ей нравилось, она пыхтела. Но, каюсь я, много думал над своим, как мне казалось тогда жизненным поражением от рук актрисы. Я исписал множество страниц примерами её несправедливого отношения ко мне и попытался осмыслить «Почему?» Я выискал в интернете книгу П. Ганнушкина «Клиника психопатий: их статика, динамика, систематика» и прочёл её, что называется от корки до корки. Я определил актрису как психопата группы эпилептоидов. И как было не определить, когда множество черт её поведения соответствовало поведению психопатов этой группы.
«Самыми характерными свойствами этого типа психопатов мы считаем, пишет Ганнушкин, во-первых, крайнюю раздражительность, доходящую до приступов недержания ярости, во-вторых, приступы расстройства настроения (с характером тоски, страха, гнева) и в-третьих, определённо выраженные так называемые моральные дефекты (антисоциальные установки). Обычно это люди очень активные, односторонние, напряжённо деятельные, страстные, любители сильных ощущений, очень настойчивые и даже упрямые. Та или другая мысль надолго застревает в их сознании, можно определённо говорить о склонности эпилептоидов к сверхценным идеям».
Их поведение имеет, пишет Ганнушкин,
«окрашенный плохо скрываемой злобностью оттенок, на общем фоне которого время от времени, иной раз по ничтожному поводу, развиваются бурные вспышки неудержимого гнева, ведущие к опасным насильственным действиям».
Эпилептоиды