В тайге стреляют

Последней в природе от зимнего покрова освободилась река. Напрягла она все свои неизмеренные силы, приподняла вешними водами, собранными с боковушек, могучий ледяной панцирь и медленно поволокла его вниз. Огромные белые поля разламывались, дробились и, мельчая, убыстряли свой бег. Над долиной, не затихая, висел плотный, однообразно шуршащий шум движущихся ледяных масс. В узких обрывистых местах образовывались заторы. Крошась и ломаясь, льдины могуче напирали друг на друга. Вспучиваясь, они хаотически нагромождались в плотины и, влекомые течением, достигали дна. Живая подвижная запруда с оглушающим гулом и скрежетом росла на глазах, вздымалась все выше. И над этой шевелящейся громадой беспокойно метались цветастые радуги. Омытая водой ледяная крошонка в солнечных лучах напоминала ограненные алмазы всевозможных оттенков.

А взбаламученная вода сверху напирала и напирала, широко разливалась вокруг, затопляя пойму, по речушкам-боковушкам прорывалась в аласы и луговые низины. Чудовищная сила легко выжимала на берег огромные льдины двухметровой толщины, насыпала в островерхие кучи песок и гальку, сворачивала многотонные валуны, казалось нерушимо вросшие в землю.

Наконец не выдержала временная запруда титанического натиска реки. Похоже было, вдруг сдвинулись, качнулись прибрежные скалы и утесы. С утробным грохотом и гулом, раскалываясь на части, рванулась ледяная перемычка и, набирая скорость, помчалась дальше, на север, к Полярному океану...

Назарка стоял у обрыва и зачарованно смотрел на величественную, грозную в своей неукротимости картину весеннего ледохода.

С реки упруго дул резкий холодный ветер. По небу на запад стремились мелкие облака-барашки и ненадолго прятали солнце. Над рекой летели бесчисленные стаи гусей и уток. Доносилась взбудораженная птичья перекличка.

«Сегодня же пойду на охоту!» — решил Назарка, провожая очередную станицу казарок загоревшимся взглядом.

Кто-то тронул его за локоть. Назарка оглянулся — Синицын. Нос и щеки у того на ветру посинели. Христофор хитровато прищурился, заговорщицки подмигнул и сказал:

— Лады! Уломал Чухломина. Три раза в неделю он будет выпускать тебя по окончании рабочего дня из острога. Поведешь кружок. Вечером собираем желающих. Я уже объявил!

— Вот тебе и раз! — Назарка развел руками, ладонью потер захолодевшие на ветру губы. — А я вечером на охоту мечтал. Давно с ружьишком не бродил!

— Дичь от тебя не уйдет, настреляешься еще за милую душу! — досадливо поморщился Синицын. — Ребятишки показали амбар. Помнишь домик, где ссыльные жили? У них во дворе, заколоченный был. В амбаре книг — кучи. Сверху которые — уже поиспортились, сгнили. А внутри — совсем целехонькие. Я копался. Всякие есть. Одну прихватил. Может, и сгодится. Ссыльные те революционеры были!

Он протянул Назарке фолиант в коричневом переплете. Нижний уголок был оторван. Назарка взял массивную книгу, раскрыл и раздельно прочитал на титульном листе:

— Сочинения Эн Вэ Шелгунова. С портретом автора и вступительной статьей, — посмотрел в оглавление: — Статьи социально-экономические. Статьи критические. Воспоминания.

— Может, подойдет для кружка? Как считаешь, Никифоров?— озабоченно спросил Синицын. — Надо же ребятам революционную сознательность поднимать! А то ведь пни пнями!

— Да-а! — глубокомысленно протянул Назарка и глянул на секретаря. — Шелгунов большевик?

— Кто его знает! — пожал плечами Синицын. — Что-то про такого не слышно было. Не из главных, наверное.

С сосредоточенным видом Назарка принялся изучать содержание книги. Христофор терпеливо ждал, пошвыркивая носом.

— Ага! — обрадованно воскликнул Назарка и ткнул пальцем в страницу. — Рабочий пролетариат в Англии и Франции. Нам тоже надо бы знать про рабочий класс в других государствах... Знаешь что, — нашел он выход, — я покажу книгу Чухломину. Если он одобрит — самый сёп!

— Я в той амбарушке еще покопаюсь, — пообещал Синицын. — Может, еще что путное, интересное есть. А мы и духом не ведали... Значит, сегодня к заходу солнца. Не опаздывай! — напомнил Синицын и, пригнувшись под ветром, пошагал вдоль улицы.

Время близилось к обеду, и в Чека никого не было. Назарка решил сходить к Чухломину домой. Петру Марковичу последние дни сильно нездоровилось. Он почти непрерывно кашлял и сплевывал кровь. По всему было видно, что на ногах он держится только усилием воли. Раза три Назарка насильно выводил ослабевшего председателя Чека из кабинета и в сопровождении чоновца[61] отправлял домой. Чухломин вяло сопротивлялся и послушно, автоматически выполнил то, что ему велели.