В те грозные годы

Накануне к нам в армию прибыли подразделения из 115-го укрепленного района. Ночью они заняли оборону на 22-километровом, наиболее безопасном, по мнению командования армии, рубеже. Но случилось так, что именно здесь, на этом участке фронта, гитлеровцы силами двух полков пехоты при поддержке нескольких десятков танков и нанесли неожиданный удар, на несколько километров продвинулись вперед. По всей вероятности, это была одна из попыток выйти навстречу «беглецам» из Шнайдемюля (Пила). Впрочем, положение было быстро восстановлено. К моему приезду в район Реетца там уже действовали две наши танковые бригады.

Для всестороннего изучения обстоятельств, приведших к временному отходу подразделений 115-го укрепленного района с рубежа обороны, по решению командарма была назначена специальная комиссия. От поарма в ее работе приняла участие группа политотдельцев во главе с инспектором подполковником Малыхиным. После завершения проверки состоялось выездное заседание Военного совета армии. На нем была дана принципиальная оценка чрезвычайному происшествию, приняты необходимые меры по укреплению руководства 115-м УРом.

Затем мы провели здесь собрание партийного актива. Его участники подвергли серьезной критике имевшиеся недостатки в партийно-политической работе, наметили пути улучшения воспитательной работы с командным составом, с тыловиками и снабженцами. В выступлениях также отмечалось, что передовые подразделения 115-го УРа сражались с врагом смело и самоотверженно и на них следует равняться всем остальным.

…В водовороте дел и забот время летело незаметно. И когда несколько освободился, вспомнил о данном Липину обещании снова навестить его. Но, к сожалению, капитана в госпитале уже не застал. После операции — ампутации ноги — он был отправлен для дальнейшего лечения в глубокий тыл.

Так выбыл из нашего дружного политотдельского коллектива еще один ветеран.

После разгрома группы Ревлингера войска 3-й ударной перегруппировались и заняли глубоко эшелонированную оборону на рубеже Альтлобитц, Реетц, что юго-восточнее польского города Штаргард (Старгард). Переход нашей и соседних армий к обороне диктовался насущной необходимостью, поскольку, как уже упоминалось выше, немецко-фашистское командование сосредоточило за так называемым Померанским валом крупную ударную группировку своих войск, создав тем самым угрозу правому крылу 1-го Белорусского фронта. Командование фронта не исключало того варианта, что гитлеровцы попытаются предпринять на этом направлении сильный контрудар с севера. В этих условиях готовность к отпору врагу и нанесение упреждающего удара по его группировке имели важнейшее значение.

— Фашистское командование полагает, что Померанский вал является непреодолимым препятствием для советских войск, — пояснил командующий армией генерал Н. П. Симоняк, когда 20 февраля я зашел к нему за получением указаний по плану партийно-политической работы. — Нам полезно пока делать вид, что мы тоже придерживаемся такого мнения. Пусть фашистские генералы тешат себя иллюзией, будто наши войска, перейдя здесь к обороне, намерены бесконечно долго стоять перед Померанским валом.

Далее, ставя конкретные задачи перед политорганами, командарм особо подчеркнул необходимость одновременно с мобилизацией личного состава на готовность к жесткой обороне, прежде всего противотанковой, продолжать развивать и всячески поддерживать у него наступательный порыв. Но делать это так, чтобы противник не догадывался о действительном намерении советского командования. Иначе говоря, стараться усыпить бдительность фашистской разведки, убедить ее в том, что главная наша забота — оборона.

В дальнейшем войскам армии предстояло наступать уже по германской территории (Померания в давние времена была отторгнута немцами от Польши и до войны входила в состав Германии), поэтому командующий рекомендовал всемерно усилить разъяснительную работу по вопросу об освободительной миссии Красной Армии, чтобы каждый боец и командир, воюя на немецкой земле, берег честь и достоинство советского гражданина.

Пока мы беседовали, Николай Павлович все время держал в руке слегка надорванный конверт, склеенный из тетрадного листа. Номер полевой почты и фамилия командарма были выведены на нем крупным ученическим почерком. Вероятно, командующий собрался прочесть письмо перед моим приходом, но не успел.

— Из дома послание, товарищ генерал? — поинтересовался я, когда официальный разговор был закончен.

— Да. От дочурок Раи и Зои, из Ленинграда. Я ведь до войны там служил, а вместе со мной, естественно, жила и вся семья. Правда, теперь вот от нее только Рая и Зоя и остались, — не скрывая печали, сказал Николай Павлович.

— Простите, а жена?..

— Погибла вместе с пятилетним сыном Виктором. Два года тому назад. Летели из Куйбышева в Ленинград на пассажирском самолете, а фашистские истребители сбили его. Дочурки теперь одни живут.

— Уже взрослые?

— Какое там взрослые! Зое десятый, а Рая на два года постарше. Она — за хозяйку.

— Трудно им без матери.