В те грозные годы

Громя и преследуя врага, войска 1-й ударной армии все дальше продвигались на запад. 16 декабря ее передовые подразделения освободили Высоковск. 18 декабря 84-я стрелковая бригада овладела крупным населенным пунктом Теряева Слобода. К исходу 19 декабря главные силы армии и соседей слева вышли на реки Лама и Руза — сильно укрепленный промежуточный рубеж обороны противника. Крупного успеха добились и войска 20-й армии, 20 декабря освободившие Волоколамск.

Реки Лама и Руза были скованы льдом. Однако преодолеть их с ходу не удалось ни нашей, ни соседним 20-й и 16-й армиям. С высоких западных берегов гитлеровцы всякий раз встречали атаки советских воинов таким интенсивным огнем изо всех видов оружия, что поредевшие за время боев наши подразделения вынуждены были отходить на исходные позиции.

Вскоре стало очевидным, что без тщательной, всесторонней подготовки прорвать ламско-рузский рубеж обороны противника невозможно. Требовалось перегруппировать силы, определить наиболее перспективный участок прорыва вражеской обороны и быстро, в течение нескольких дней, обеспечить на направлении главного удара значительное превосходство над противником в силах и средствах.

Подготовка к прорыву ламско-рузского оборонительного рубежа началась в первых числах января 1942 года. Командование нашей армии сразу же приступило к перегруппировке войск с задачей сосредоточения главных сил на ее левом фланге. Пока производилась эта перестановка, действовавшие на правом фланге наши отдельные части продолжали с боями продвигаться вперед и в ряде случаев добивались успеха. В частности, неплохие результаты оказались у 62-й морской стрелковой бригады под командованием полковника В. М. Рогова.

В эту бригаду я приехал в ночь под Новый год. Военным советом армии мне было поручено на месте разобраться, насколько справедливы претензии ее командования к армейским тылам в отношении неполадок в материально-техническом и продовольственном обеспечении. Вместе со мной в бригаду прибыла группа представителей тыловых частей.

Было морозно. Дул сильный порывистый ветер. Деревня, где располагались тогда штаб и политотдел бригады, была сильно разрушена. В избах, оставшихся целыми, были полностью выбиты стекла. И хотя тепла в таких жилищах было немного, уставшие за' день краснофлотцы и красноармейцы заполнили их до предела.

Противник периодически вел по деревне артиллерийский огонь. Ему время от времени отвечала наша минометная батарея. Но, казалось, никто не обращал внимания на разрывы снарядов. Оно и понятно, дело привычное.

Зашел в одну из полуразрушенных изб. В ней разместились на отдых человек тридцать бойцов и командиров. Все места, где только можно было прилечь или присесть, были заняты. В русской печи, занимавшей добрую четверть избы, ярко горел огонь, но дым почему-то шел не в трубу, а тянулся к завешенным тряпьем оконным проемам.

Еще при подходе к дому сквозь выбитые окна я услышал оживленный разговор, который вели между собой находившиеся в нем морские пехотинцы. Но при моем появлении наступила тишина.

— Что замолчали, друзья? О чем беседовали? — поздоровавшись, спросил я.

— Да так, товарищ полковой комиссар, ни о чем особенном, — после непродолжительной паузы ответил за всех молоденький лейтенант. — Сначала о сегодняшнем бое говорили, о родных, знакомых. Словом, кто о чем. Вроде тихо пока, вот и занялись воспоминаниями. В бою-то особенно не разговоришься, а мы, моряки, поговорить любим. Вот и сейчас краснофлотец Сергеев рассказывал о своей службе на эсминце, а мы слушали. А до этого прошлый Новый год вспоминали, новогодние елки и все такое.

— Фашисты всю ночь ракетами лес освещают. Вот он какой, нынешний-то Новый год, — бросил кто-то из дальнего угла хаты.

Постепенно разговорились. От воспоминаний перешли к делам насущным. Я коротко рассказал о боевой обстановке в полосе армии, о намерении противника закрепиться и задержать наше наступление на реке Лама.

Как раз в то время, когда беседа подходила к концу и я уж было собрался пройти в политотдел соединения, в избу вошел военком Д. И. Бессер. Увидев меня, он доложил, что 3-й батальон бригады освободил деревню Званово и с ходу ворвался в Теребетово.

По усталому и вместе с тем необычайно оживленному лицу Бессера, по его лукаво улыбавшимся глазам нетрудно было догадаться, что он чего-то недоговорил.

— Продолжайте, товарищ военком. Я слушаю вас.

— У меня все. Остальное к бою прямого отношения не имеет.

— А что остальное?