В общем, пользуясь случаем, цепляю Ольви, которая вдруг решила, что без неё не выживу на этот раз. И телепортирую нас сразу к знаку, который я краской наносил. Ох, еле — еле вышло, чувствую, что магическая природа серьёзно сомневалась, переправлять ли нас сюда. Ибо краска песком уже частично посечена и содрана.
Переместившись, изумлённая магичка озирается по сторонам. До конца Разлома можно теперь пешком дойти. Если напротив Утёса много трещин побочных, расползлось, то здесь только одна! Самая главная ползёт, сука такая. Слышно даже, как трещит мощно, будто глыбы льда постреливают, угрожая обвалиться.
К краю дыры спешу первым. Сам «нос» трещины дальше, метров семьсот — восемьсот, если навскидку. Но это уже нюанс, главное увидеть.
Впереди человеческие кости! Череп с хребтом. Ой — ёй! Откуда здесь на ровном месте⁈ Обхожу.
— Ольви, аккуратно, — оборачиваюсь.
Хм. Магичка в ужасе стоит, даже не сдвинулась из круга.
— Ольви? — Окликаю.
На меня взглянула, будто опомнилась.
— Это паломник, — комментирует. — А значит, мы там, куда так просто не дойти.
— Кости ветром намело, — утешаю её, возвращаясь.
— Нет, ты не понял. Мы там, где не вступала нога живого существа. Стеклянное море — это смертоносная пустыня, где нет воды, где убивают ветра или жаркое солнце, и скрыться негде. Да и этот не дошёл, ты прав, его останки сюда принесло ветром.
За руку беру, как маленькую, тяну за собой.
Поддаётся неуверенно. Но сжимает лапкой крепко.
— Смелее, крошка, это всего лишь очередная пропасть, — говорю, приближаясь к краю!
Ольви вдруг вырывается с силой, отчаянно не желая делать последний шаг. Что ж, постой позади.
Ветра нет, но чувство давящее где — то в заднице остро и игриво, что в любой момент снесёт как пылинку, и зацепиться собственно не за что.
Глядя на ту сторону обрыва, кажется поначалу, что здесь водная гладь. А если левее смотреть вглубь, то очень быстро та сторона «берега» отдаляясь, пропадает, теряется в янтарном цвете, и застилается жёлтой дымкой.
Толщину «моря» оценить можно сразу по той стороне среза: монолит сплошной вниз. Но не однородный, ниже пяти — десяти метров уже белые и зелёные жилы видны.
Не сразу сообразил, отчего вдруг волосы на холке дыбом. Гул не прекращающийся идёт, и только больше нагнетает. Будто тайна мироздания открыла свой гигантский рот и гудит горловым пением степных народов.
К самому краю подступаю, не дыша. Дух и так перехватывает! И, млять, башка вниз, будто некие силы подпирают подбородок, вообще не хочет опускаться. Приходится с силой до треска в позвонках. И вот я вижу эту пропасть, ощущая всеми фибрами, что на краю мира стою. Волнение до трясучки… да я в ногах своих не уверен!
Внизу бездна чёрная, словно краску разлило. Но начинается мрак так далеко, что полоска черноты видится не толще носок моих сапог. Да, уходя влево, она расширяется, но не так уж грандиозно.
Нет, не может быть всё так просто! С этой мыслью являю бинокль. Смотрю через него. Видно чуть больше, что — то блестит. Кажется, разорванные трубы на самой глубине. А дальше пара — тройка космических звёздочек.
Надо же, Шатур был прав. Сейчас та сторона обращена к звёздам, а мы к ядру. Интересно, а ночью из этой щели бьёт свет? Как — то наблюдал ещё во Дворце подобие северного сияния. Значит, вот откуда оно.
Мдя. Действительно беда. Трещина сквозная, Плато раскалывается потихоньку.
Шатнуло вдруг, аж грудь проморозило.
Чувствую, сзади лапка цепкая за локоть ухватила и потянула назад.
— Крис! — Визжит магичка какая — то чересчур запыхавшаяся. — Ты меня с ума сведешь!
Тянет, не отпуская. Шагов на десять оттащила трусиха. Конечно, я бы легко вырвался. Нервы девушки пожалел.
— Ты бы тоже глянула вниз и поняла, наконец, в каком мире живёшь.
— Я не могу, — взвыла.
Смотрю на Ольви. Да её трясёт.
— Ладно, не буду тебя заставлять, — говорю и обнимаю, обхватывая хрупкое тельце. — Тшш, малышка. Не хочешь, не смотри.
Успокаивается вроде. Глажу по спинке. Но стоит за попку ухватить, которая в лёгких штанишках ох, как приятна на ощупь, выдаёт сварливо:
— Хватит тискать меня по любому поводу. У тебя на Утёсе куча женщин, которых ты можешь потискать.
— Это каких? — Спрашиваю, не отпуская ягодиц.
— Да всяких, — шипит уже угрожающе. — Развёл зверинец целый. Убери руки с задницы, сказала.
Ого! Мелкая злюка тоже меня по — своему возбуждает. Особенно после драйва от увиденного здесь.
— Ладно, — говорю с обидой, поднимая ладони к пояснице. — Но на большие уступки не рассчитывай.
Прижимаю теперь так, чтобы грудь её почувствовать своим телом. Молчит, не вякает. Пригрелась даже!
— Хорошо, я посмотрю, — раздаётся спустя несколько минут! — Отпусти, пожалуйста.
Выпускаю из объятий, отступаю даже.
— Нет, держи, — говорит, а точнее требует, хватая меня за руку.
— Ты уж определись.
— Крис, — раздаётся с укором. — Не бросайся в крайности, пожалуйста. И подстрахуй, если тебе не сложно.
— Как скажешь, крошка, — отвечаю, заключая её лапку в свою.
— Все у тебя крошки да малышки, — бурчит, начиная шагать. — Хитро, имена не спутаешь.