Это была последняя история о первокласснице Даше, маленькой девочке из Петербурга. В ее жизни было еще много интересного, не попавшего на страницы этой книги. Мир глазами детей, запомнившиеся интересные события, впечатления и даже сны. Кто знает, может Даша сама когда-нибудь захочет об этом написать? Тогда не стоит опережать время – наши дети очень быстро растут.
Посвящая эти рассказы своей внучке Амелии, автор сознательно изменил в них многие имена, поскольку похожие события могли произойти с детьми в любом другом городе или школе. Самое главное, чтобы все они тоже были счастливы и выросли добрыми и умными людьми…
В темноте. Рафаэль
Просыпаться Ивану не хотелось. Сон походил на сериал с запутанным сюжетом и временем. Ему хотелось дождаться развязки, потому что сам был в нем главным героем, а все происходившее, являлось давними нереализованными желаниями. Реальные события получали во сне самое невероятное, фантастическое продолжение. С пробуждением все прерывалось на самом интересном месте.
За окном кто-то настойчиво и монотонно стучал по кровельному железу. Не открывая глаз можно было представить гулявшее по карнизу и крыше необычное существо. Непременно с крыльями, потому что здесь высоко и опасно. Конечно, это не птица – так бы все выглядело слишком буднично. Наконец назойливое «оно» постучалось ему прямо в оконное стекло. Кто-то звал его. Любопытство будило Ивана лучше заведенного будильника, и он открыл глаза. За окном шел дождь, хаотично менявший свое направление под порывами ветра. Уже совсем рассвело, наступило хмурое серое утро.
Иван-да-Марья
Иван, лежа на диване, вяло перебирал в памяти события вчерашнего дня. Все самое интересное в нем было связано с началом ежегодной акции «Ночь музеев». Каждый раз он с наслаждением погружался в эту среду, сотканную из улыбок и блеска счастливых глаз, сумрака переулков и нежных красок белых ночей. Какое-то свободное и легкое восприятие Петербурга, который на время утрачивал свой привычный строгий облик. Город становился похожим на беззаботного повесу, отправившегося на веселый карнавал. Иван, конечно же, шел не один. Рядом с ним была Марья. Значит, все в этот вечер у них получится, будет настоящий праздник.
Иван не относил себя к уверенным людям, он всегда в чем-то сомневался, мучительно копался в себе. Любой написанный им рассказ, сделанный рисунок – это каждый раз, как жизнь заново. Он был убежден, что к серьезному творчеству не приходят от скуки или ради денег. Непременно должно что-то случиться, нужно пережить какие-то непростые события и утраты. Только тогда талант, способности дадут осторожный росток, и однажды произойдет то самое, «божье прикосновение». Из всего этого следовало, что Иван «имел несчастье» быть «сочинителем», вдобавок еще и недурно рисовал.
Теперь теплые мягкие пальцы любимой женщины рождали у него ощущение продолжения их близости. Оно соединялось с запахом ее волос, вкусом помады на губах. Иван слушал Марью, что-то говорил в ответ, спорил, а сам украдкой следил за меняющимся выражением ее лица. Он, как бы, постоянно с любовью рисовал его в своей голове. Тончайшие перемены настроения легко угадывались в нем, легкая улыбка трогала уголки губ и освещала его, словно пойманный оконным стеклом солнечный луч. Оба чувствительные и взрывные, они часто доказывали друг другу вечные истины, прекрасно понимая, что им давно нравилось одно и то же. Окружающий мир у них был одним, общим.
Им было удивительно хорошо вместе в этот «музейный вечер». Они давно не помышляли себе жизнь друг без друга и всюду приходили вместе. Такими их принимали, часто называя одним общим именем, – «Иван-да-Марья», как скромный полевой цветок, соединявший непохожее в неразлучное единое целое.
В Академии художеств
Они отправились на Васильевский остров, в Академию художеств. Вместо привычной строгой охраны в форменной одежде на входе у тяжелых дверей дежурили волонтеры, юноши и девушки. Их лица наглухо скрывали черные медицинские маски, но все равно было видно, что все находились в добром расположении духа. Одеты были волонтеры тоже во все черное. Впечатление о ночном городском карнавале от этого только усиливалось.
Уже через полчаса Ивану предстояло рассказывать о Рафаэле Санти на академической музейной выставке, приуроченной к 500-летию со дня его смерти. Ее собрание представляли копии гения эпохи Возрождения, созданные выпускниками Академии художеств, которым посчастливилось побывать в Италии.
Великого итальянского художника из Урбино уже при жизни называли не иначе как «божественным». Все видели в нем одного из величайших гениев, «отмеченного небом» творца. Спустя столетия слава великого мастера продолжала расти, превратившись в своеобразный эквивалент самого прекрасного, что только могло быть на свете.