В темноте

Итак, на второй неделе июля 1943 года, почти через шесть недель после того, как мы оказались под церковью Марии Снежной, папа вернулся из похода за водой в насквозь мокрых ботинках. Ничего удивительного – мужчины всегда возвращались вымокшими до нитки и настолько грязными, что им даже не хотелось думать о том, из чего состоят эти вонючие сточные воды. По возвращении в убежище отец всегда выливал воду из ботинок. Это тоже было частью повседневной рутины, хотя иногда заканчивалось неприятными сюрпризами. Однажды отец потерял таким образом драгоценный камень. Он клал камни между пальцев ног и приклеивал их липкой лентой, но в тот раз лента отвалилась, и камень упал в реку, когда он снял ботинок. Для нас это была катастрофа: камень стоил несколько месяцев жизни под землей. Но в этот день отца беспокоили не драгоценные камни, а то, что у него насквозь промокли ботинки.

Сезон дождей уже подходил к концу, но в трубах еще оставалось много воды. Сейчас было уже не так опасно, как в те времена, когда по каналам периодически проносились бурные потоки, один из которых унес дядю Кубу, но передвигаться в жидкой грязи было все же трудно и неудобно. Мокрые ботинки грозили появлением натертостей, вылечить которые в подземелье будет сложно, кроме того, они страшно воняли, и в них было просто неудобно ходить. Так что папа повесил их на железную лестницу, ведущую к люку колодца, где мы обычно развешивали на просушку одежду. Папа привязал ботинки к лестнице шнурками – под слабый поток свежего воздуха, поступающего через люк.

Из-за этого мы чуть не погибли! В тот самый день незапланированную инспекцию этого колодца провел работник, не входивший в бригаду Сохи. В гетто случилось очередное маленькое восстание, и немцы посчитали, что устроившие его евреи скрылись в канализационных тоннелях. Гестаповцы устроили облаву с участием работников канализационной сети. Над нашими головами раздался лязг, кто-то открыл крышку люка и заглянул в наше убежище. Мы помертвели от ужаса и, кажется, перестали дышать. Теперь нас оставалось всего 12, и бесшумно застыть в темном углу комнаты нам всем было легче, чем раньше, но мы все равно старались не издавать ни малейшего звука!

Маленький Павел старался храбриться, но тоже понимал, что происходит. Почти всю свою маленькую жизнь он только и делал, что прятался, и поэтому прекрасно понимал, что будет, если его поймают. Было темно, но в лучах света, проникших к нам через открытый люк, я увидела его округлившиеся от ужаса глаза. Мне хотелось схватить его в охапку и сказать, что все будет хорошо. Мне тоже было страшно и… интересно! Я не думала, что нас обнаружат. Я не думала, что этому человеку хочется спускаться в наш бункер, чтобы его проверить. В конце концов, кому охота по доброй воле топать по жидкой и вонючей грязи? Кроме того, я уже достаточно изучила природу темноты, чтобы понимать, что, хоть мы и видим этого рабочего в свете открытого люка, он, скорее всего, не может разглядеть нас.

Мы ушли под землю почти шесть недель назад. Все это время мы жили в страхе перед таким моментом, и вот он наступил. Как я и думала, смотритель не заметил нас… Но он увидел папины ботинки. Наверно, он удивился и поэтому спустился и посветил фонариком в глубь бункера, но луч света был слишком слаб для того, чтобы разогнать темноту. Смотритель увидел лишь нагромождение бесформенных теней и, судя по всему, решил, что тут все в порядке. Скорее всего, он подумал, что ботинки висят здесь со времен оно, или придумал другое объяснение – во всяком случае, он двинулся на выход.

И в этот самый момент произошло странное, совершенно необъяснимое событие: кто-то из наших зажег спичку. Это был добрый одиночка доктор Вайсс! Невероятно, но факт: он решил закурить!.. Все наши мужчины курили – это помогало коротать время. Но почему доктор Вайсс решил закурить именно в этот момент, одному богу известно…

Шипение загорающейся спички разорвало царившую в подземелье тишину, словно выстрел. Яркая вспышка на мгновение осветила всю нашу группу. Доктор Вайсс погасил спичку почти сразу, но этого мгновения было достаточно. Мы выдали себя.

Инспектор пулей вскарабкался по лестнице на улицу.

– Евреи! Евреи! – орал он. – Здесь прячутся евреи!