В тенетах суккуба

Мы встретились с ней на берегу метрах в двухстах от стоянки, девушка разрыдалась и крепко обхватила меня за голое тело, как бы вырывая к себе из объятий реки.

«Тёща» была сражена моей удалью и целых четыре дня подкладывала мне лучшие куски судаков, которых наловил отец специально к нашему приезду.

Назавтра я тоже с великим удовольствием вытащил из реки килограммового судака, мы с Владимиром съездили на резиновой лодке в тихую заводь у излучины, как раз напротив того места, где меня затянуло в воронку.

Потекли блаженные праздные дни отдыха на природе.

Днём загорали и плескались в реке, вечером палили костёр. Приняв славную дозу натурального цимлянского вина, сидели мы с Ларисой на зелёном пригорке, и величавый поток Дона у наших ног единил с бесконечностью степных просторов, вселяя незыблемую уверенность в вечности нашей Любви.

Иногда Лариса брала детский сачок и приглашала меня: «ловить кузнечиков».

Мы шли на цветастую поляну рядом с лагерем, девушка отлавливала в высокой траве кузнечиков и гонялась за бабочками. Когда я увидел донского кузнечика в первый раз, то поразился его размерам. Он был раза в три крупнее нашего уральского.

— Да какой это кузнечик? Это настоящая саранча, — хмыкнул я.

— Ой, ты прав, — согласилась Лариса, — только они здесь … домашние, не собираются в стаи. А дикая саранча, представляешь, я видела их, когда мы впервые приехали сюда покупать квартиру.

— Жутко?

— Жутко. Мы приехали на Дон, а они сидят тучами кругом на траве и кустах, все листья объели.

Мы сразу уехали, и мама даже расхотела покупать квартиру. Но в город они не залетали, и она успокоилась.

Девушка расправила кузнечику лапки, осторожно подрыгала ими и выпустила зелёного конька в траву.

— А на другой год саранчи не было, и я ловила этих, невредных. И бабочек, — ловко подсекла она сачком порхающую красотку с белыми крыльями с синей каёмкой по краям. — Я тогда собирала их в гербарий, а потом мне стало жалко сушить их на иголках, просто ловила, рассматривала и выпускала.

— Сколько тогда тебе было лет?

— Тринадцать.

«А потом ты вернулась домой и вмиг прыгнула из детства во взрослую жизнь, тебя саму поймали, как бабочку», — вспомнил я случай с рестораном, но вслух ничего не сказал.

— Я знаю, о чём ты подумал, — усмехнулась она. — Я осталась таким же ребёнком, люблю ловить кузнечиков и бабочек.

Она подпрыгнула высоко вверх и смахнула с ладони дуновением губ присмиревшую летунью.

«Ребёнок», с выпяченной почти под прямым углом мощной задницей, очень смахивал на сочную налитую кобылицу, мне показалось, что сейчас она призывно заржёт и поскачет по ковылям, а я с восторгом возбуждённого жеребца побегу догонять её и сольюсь с буйной огнедышащей стихией.

— Что ты. Тут предки рядом, — охладила она меня.

Не раз поражался я чтению прорицательницей моих мыслей.

Как-то я слышал, что у женщин гораздо больше развито правое полушарие — интуитивное, и большой вопрос, что вернее: мужской разум или женское подсознание?

XII

На пятый день разразился скандал. Ранним утром я не обнаружил рядом с собой согревающее ларисино тело. «Рано ещё» — зябко поёжился я от прохлады с реки, — «где она?»

Выбрался из палатки. Тихо, предки спят, кругом никого. Пошёл наугад вдоль берега. Метров за триста от нашего места заметил: из-за веток деревьев просвечивает мелькающими бликами костёр.

Я приблизился.

Лариса королевой, в одном открытом купальнике, в нём она обычно спала, восседала на массивном брёвнышке и цедила из горлышка портвейн. У её ног возлежали пажи, ребята в возрасте шестнадцати — семнадцати лет. Все трое гладили её по ступням, а один подбирался уже по бедру к вожделенному месту.

Сердце заколотило, как будто хотело вырваться из груди, я прихватил оказавшийся по случаю дрын и шагнул к костру.

Наверно, мой решительный вид был ужасен для тесной компании. Парни мигом убрали руки от девушки, и присели на задницы, опершись руками о землю. Лариса бросила бутылку, вскочила с королевского трона, схватила меня за руку, и мы молча удалились.

Позже, я узнал, что ребята приняли меня за её отца, иначе поединка было бы не избежать.

— Сука! — не вынес я по дороге. Она промолчала.

Мы вернулись к палаткам. Я потянул её внутрь, но она вырвала руку:

— Дай, проветрюсь на воздухе, не бойся не уйду.

Я лежал, стиснув зубы. Если б остался с ней, мог нагрубить ещё больше, а рядом спали родители. Уснуть, тоже был не в силах.

Вдруг что-то звякнуло, и я услышал громкий голос отца:

— Ты что, оборзела?

Я выглянул из палатки.

Владимир держал запасы вина в рюкзаке у изголовья, дочка просунула руку под край палатки, та была без дна, и вытянула из рюкзака бутылку. Но пьяная неосторожно задела другие бутылки. Хранитель святой жидкости вмиг проснулся, схватил вора за руку, и сейчас из-под палатки торчала только его голова, больше он не мог пролезть наружу.

Лариса, однако, вырвалась вместе с вожделенной бутылкой и, заплетаясь языком, возразила:

— Тебе что, для дочери родной жалко? Да?

Она отошла на защитную дистанцию и, ловко просунув пальцем пробку внутрь, приложилась к горлышку.