В тени алтарей

— А я нет. — Она нагнулась к Васарису и заговорила тихим голосом, чтобы слышал он один. — Когда в меня влюблялся кто-нибудь, то прежде всего чувственной любовью. Когда я была очень юной, меня это злило, а теперь я нахожу это вполне естественным. Человек обладает душой и телом. В душу мы только верим, а тело видим. Разве не естественно, что тело мы любим больше, чем душу? Не правда ли? Наконец, если и бывает платоническая любовь, то достичь ее можно только через любовь чувственную. Не правда ли? — И, не дожидаясь ответа, она встала и пошла налить гостям чаю.

Вспоминая на другой день этот разговор, Людас Васарис диву давался, как это баронесса, такая знатная барыня, повела с ним с первого же раза такие речи. Удивлялся он и себе. Он всегда избегал разговоров о любви, старался не произносить и слово «любовь» и ни с одной женщиной, даже с Люцией, не стал бы так откровенно спорить на эту тему. Но баронесса говорила так непринужденно, с чуть заметным оттенком кокетства, что и Васарис невольно — не жеманясь и не возмущаясь — подделывался под ее тон. Баронесса вела разговор искусно и тактично, так, чтобы воображение молодого стыдливого ксендза то и дело подстегивали хоть и эротические, но не слишком откровенные, явные намеки.

Налив чаю, баронесса возвратилась на прежнее место с коробочкой папирос. Закурила сама и угостила Васариса. Он сказал, что не курит.

— А знаете, — объяснила она, затянувшись, — с папиросами чай кажется особенно вкусным. Особенно, когда табак хороший, а чай душистый и крепкий. Сахару много не надо, от него становится неприятно. Вы попробуйте. Если не понравится, бросьте.

Васарис взял папиросу. Курить он кое-как умел и не боялся поперхнуться дымом. Папиросы были приятные, душистые, и чай в самом деле показался еще вкуснее.

— Вот я и научила вас одному пороку, — пошутила баронесса, увидев, что гость не бросает папиросы.

— Если таковы все ваши пороки, сударыня, я и впредь готов быть вашим учеником.

Баронесса улыбнулась.

— Уверяю вас, что курение — самый серьезный из моих пороков, потому что он вредит легким, портит цвет зубов, и потом этот неприятный запах. Остальные мои пороки не приводят к таким дурным последствиям. Поэтому вы смело можете научиться и остальным, так как начали с худшего.

— У вас своеобразный принцип классификации пороков, сударыня. К сожалению, для богослова он неприемлем.

— А тот варшавский ксендз, о котором я вам говорила, соглашался со мной. Но у него был один большой недостаток: он был страшный упрямец. Я не люблю упрямых людей. Что, бишь, я хотела сказать?.. Ах да, вы поразительно похожи на того ксендза. Просто поразительно. Когда мы встретили вас на дороге, я нарочно заговорила с вами, — хотела убедиться, что это не он.

— И вы, конечно, были разочарованы, когда увидели, что это не он.

— Совсем напротив. Я подумала, что другой экземпляр может быть лучше первого. Теперь все зависит от вас. Я выше всего ценю добрососедские отношения.

— Я совершил бы величайшее преступление, если бы обманул ваши ожидания, госпожа баронесса. Вы долго пробудете в Калнинай?

— Самое меньшее — до ноября. Дела наши несколько осложнились, и нам не удастся уехать в назначенный срок.

— Скучная пора — осень.

— Нет, ксендз, надо стараться всегда и везде, в любой обстановке получать максимум удовольствия. Да, если бы наше счастье зависело от времени года, от места, от хорошей или дурной погоды, то, знаете ли, жизнь стала бы невыносимой. И я научилась не обращать внимания на обстановку. Я в любой обстановке найду себе развлечения. Например, здесь в деревне — верховая езда, охота, рыбная ловля, а в дурную погоду я читаю, езжу к соседям, сама принимаю гостей. Не скрою, что и вас, ксендз, я включила в свою программу.

— То есть в качестве игрушки, забавы? — удивился и почти обиделся Васарис.

Но баронесса и не думала разуверять его.

— Ах это мужское самолюбие! — воскликнула она. — Как они все боятся, каким считают унижением стать игрушкой в руках женщины! Делать игрушкой женщину — это они все ужасно любят. А я вот признаю за обеими сторонами равные права. Если я играю кем-нибудь, пусть играют и мною. Только взаимная игра и приятна. Вы не согласны со мной?

Васарис чувствовал, что баронесса увлекает его в какую-то еще непонятную ему область парадоксов. Он боялся сказать и да и нет. Помешивая ложечкой чай, он вперил взгляд в блестящую коробочку с папиросами. Баронесса придвинула ее к нему, и Васарис снова закурил. Им не о чем было говорить и, чтобы скрыть это, они стали прислушиваться к спору госпожи Соколиной с ксендзом Стрипайтисом.