Авторитет малажцев взлетел до невиданных высот. Теперь ходили казачки по улицам поселка важными, чувствуя себя чуть ли не освободителями всего православного народу. Меня эти изменения тоже коснулись: теперь каждая собака на поселке знала, что Чижик - человек того самого Лукича. Старые знакомцы умолкали при моем появлении, а торговцы на рынке становились необычайно добрыми и ласковыми. Некоторые так и вовсе норовили угостить сладостями, говорили теплые слова, только в глазах не было и следа от той теплоты. Одна лишь настороженность и затаившаяся злоба.
Статус давил… Из тела ушла былая легкость и я уже не бегал – ходил, словно окруженный прозрачным пузырем. Стоило людям оказаться внутри него, как они тут же начинали вести себя иначе: врали, заискивали или вовсе умолкали, ожидая, когда я пройду мимо. Не было больше старого Чижика на улицах поселка – исчез он… испарился. А новый никому не нравился, и даже старые знакомцы предпочитали держаться от меня подальше.
На Новый Год я ощутил одиночество особенно сильно. Душу словно скрутило в тоскливом приступе, когда и одному тяжело и с людьми невыносимо. Чтобы хоть как-то отвлечься,решил пойти на рынок, где к тому времени установили массу развлекательных аттракционов. И уже на первом из них меня пропустили без очереди. Зазывала мало того, что предложил пострелять бесплатно, так еще и положил сверху пять дополнительных пулек. Демонстрировал натянутую улыбку, а я стоял и чувствовал, как проклятый пузырь искажает вокруг пространство. Как люди в толпе бросают тайком ненавидящие взгляды, как перешептываются за спиной, а стоящая впереди девчонка дергает за рукав отца, спрашивая:
- Пап-пап, почему этот мальчик впереди? Ведь сейчас наша очередь.
И куда бы я не пошел, куда бы не направился, пузырь следовал со мной. Слишком тесным местом оказалось Красильницкое, где все друг у друга на виду, а уж район Сермяжки тем более. Не Центровой – Сермяжки… Вот и я уже начал мыслить категориями казаков.
Хотел прогуляться в сторону Южных Ворот, поздороваться с пацанами, которых не видел несколько недель. Но здраво рассудив, решил отказаться от этой затеи. Вряд ли мнение Тоши или Малюты обо мне изменилось в лучшую сторону. Скорее наоборот - ухудшилось, особенно учитывая последние новости. Чижик теперь не сам по себе, Чижик теперь малажский – бандит, одним словом. А от последних умные люди старались держаться подальше, если только не хотели получить пером в бок или взлететь на воздух вместе с машиной… Нет, на заправку я больше ни ногой.
Потолкался еще на площади, поглядел на веселящуюся толпу, да и отправился восвояси под монотонно зарядивший дождик. Вроде и гулял всего ничего, а из тела будто всю энергию высосало. Хотелось забраться под крышу, под любой навес, забиться в угол и, накрывшись курткой, прикорнуть. Почувствовать сквозь дымку дремоты забытый запах табака, исходящий от деда Пахома. Услышать надтреснутый старческий голос, рассказывающий очередную сказку под перестук дождевых капель. Вернуться в прежний мир, где все было легко и понятно. Где проходила четкая граница между добром и злом, и где я был непременно на стороне первого. Не бандитом с улицы, а былинным богатырем в остроконечном золотом шлеме и развивающимся за спиной плащом алой расцветки.
У каждого воина было тайное место, откуда брался запас неисчерпаемой богатырской силы. К примеру, у крестьянского сына Ильи Муромца – это была избушка в родной деревне, а у земледельца Микулы Селяниновича - могучий дуб посреди леса. У меня такое место тоже имелось, расположенное аккурат на крыше пекарни.