В тени богов. Императоры в мировой истории

Англоязычные историки обычно предпочитают Карла V его сыну. Энергичного и галантного бургундского юношу противопоставляют, как правило, подспудно, коварному затворнику в черных одеждах, плетущему заговоры за каменными стенами своего дворца-монастыря Эскориал неподалеку от Мадрида. Когда Карлу было 25 лет, он написал: “Я не хотел бы умереть, не совершив великое деяние, которое обессмертило бы мое имя… Пока я не сделал ничего, чтобы купаться в славе”. Филипп II был, вероятно, слишком сдержан, чтобы рассуждать подобным образом. Даже свойственные Карлу грехи – его падкость на женские чары и любовь к холодному пиву и устрицам – позволяют ему казаться обычным человеком в сравнении с аскетичным и щепетильным Филиппом II. Эти правители сильно отличались друг от друга. Карл был более харизматичен и располагал к себе свиту, которая служила ему верой и правдой. Он мог даже пошутить над собой. На характер Филиппа повлиял не только отец, но и мать. В первые двенадцать лет жизни наследника Карл почти не появлялся в Испании. Мать Филиппа, Изабелла, напротив, всегда была рядом. Императрица-королева славилась своей красотой, изысканностью манер, сдержанностью, была воплощением идеала благородной женщины: “Изабелла была сильной и властной женщиной, знаменитой своей железной волей, и от нее Филипп унаследовал исключительную внутреннюю дисциплину и царственное хладнокровие”. Эти качества пригодились Филиппу уже в двенадцать лет, когда его мать скоропостижно скончалась, а отец в очередной раз отправился в Северную Европу, оставив его номинальным регентом Испании²⁹.

Как монархи отец и сын различались в первую очередь тем, что Карл получал удовольствие, играя роль царя-воителя. Современники отмечали, что в походе Карл расслаблялся, забывал о некоторых трудностях и становился беспечнее и общительнее. Филипп, напротив, хотя и был доволен, когда заслужил почет в кампании 1557 года, никогда больше не проявлял желания возглавить свою армию в битве. Он был классическим королем-чиновником, который нес на себе тяжкое бремя администрирования и предпочитал письменные отчеты личным встречам. Самый известный из его биографов-современников пишет, что Филипп имел обсессивный характер: тонул в деталях и не умел делегировать задачи; был упрям и не давал выхода эмоциям; трудился усердно, но часто неэффективно. Несомненно, эта критика отчасти справедлива. Но желание Филиппа все контролировать и его одержимость деталями отчасти проистекали из глубоко затаенных подозрений об интригах и махинациях отдельных недоброжелателей и целых фракций среди министров и при дворе. Эти подозрения нередко имели под собой веские основания. Например, один из его ведущих советников настолько хорошо замаскировал собственную неверность, очерняя соперника, что убедил Филиппа в необходимости убить последнего. Когда об этом стало известно в широких кругах и вести разошлись по Европе, враги Испании и католичества с радостью ухватились за предоставленную возможность испортить королю репутацию³⁰.

И все же было бы ошибкой преувеличивать различия между двумя монархами. Ни один из них не отличался исключительными умом и изобретательностью: не стоит ожидать такого от наследственных правителей, выбираемых в соответствии со строгими принципами примогенитуры. Карлу, как и Филиппу, часто ставили в укор упрямство и погруженность в детали. Именно Карл, а не Филипп, был подвержен приступам глубокой депрессии. По королевским стандартам оба были на удивление благонравны и верны своим женам. Нет свидетельств об изменах Карла императрице-королеве Изабелле, которую он очень любил и горько оплакивал после ее смерти. Его внебрачные дети родились либо до, либо после этого брака. И Карл, и Филипп готовы были лгать и убивать во имя защиты того, что считали святым и законным. Филипп был более жесток, но это объясняется не только разницей в характерах и убеждениях правителей, но и особенностями эпохи, в которую они жили. Тридентский собор внес последние коррективы в доктрины бескомпромиссной Контрреформации и закрылся в 1555 году. С тех пор в Европе пролегли линии идеологических фронтов, борьба соперничающих религиозных лагерей обострилась, а компромисс между ними стал маловероятен.