В тени Большого камня

Кудайназар прискакал с Абдильдой и Телегеном. Спрыгнув с седла, он рванул из рук Гульмамада бинокль: те пятеро прошли уже полдороги от поворота ущелья к Большому камню. Отсюда, с перевала, тропа спускалась по травянистой долине — по ней можно было гнать лошадей галопом — и только километрах в трех от Большого камня, повисая над пропастью, сужалась до ладонной ширины. Тем пятерым не то что о галопе — о рыси невозможно было мечтать: их рослые кавалерийские кони, прижимая уши от страха, косили глазом в обрыв и еле переступали ногами.

— Давай так, — уже вдев ногу в стремя, сказал Кудайназар: — Ты, Гульмамад, езжай вниз и веди женщин и детей в пещеру Каинды. Сиди там до вечера. Если мы к ночи за тобой не придем — уходи в Таджикистан. Ну, давай!

Поднявшись в седло, Кудайназар цокнул языком, и его иноходец рывком взял с места. За ним поскакал Абдильда на длиннохвостом сивом мерине; порожние курджуны, свешиваясь, хлопали коня по бокам. Телеген ехал последним. Его коротконогая, резвая кобылка нервничала и скалила зубы, чуя тяжелого Кудайназарова жеребца.

К Большому камню подъехали шагом, оглаживая припотевших, разгоряченных коней. На затененной площадке было просторно, прохладно. Вот здесь отдыхал Кудайназар с Кадамом, возвращаясь с заставы домой. Что-то такое тогда случилось хорошее в ущелье: киики прошли или улары пролетели… Ну, не важно.

— Привяжи! — бросив повод Телегену, Кудайназар бегом обогнул Большой камень и поднялся в скальную расселину — тесную, с почти ровным дном, защищенную от тропы естественным каменным бруствером.

Абдильда, пыхтя, поспевал за Кудайназаром в своих кожаных калошах.

Бинокль был уже ни к чему: те пятеро ехали в пяти сотнях метров.

— Нагнись! — прошептал Кудайназар, и Абдильда послушно опустился на землю.

Куда спокойней было бы ему сидеть в пещере Каинды вместо Гульмамада! В конце концов, какой он ни смирный, этот Гульмамад — но не женщиной же Аллах произвел его на свет. Он молодой, он может научиться резать и стрелять не хуже всякого другого. Но, Абдильда, уже отстрелялся в своей жизни, и не время ему лазать теперь по скалам, как барсу, и подставлять старую голову под пули.

Кудайназар, стоя на коленях, прилаживал свой карабин на каменном бруствере.

— Возьми карамультук и иди сюда! — приказал он, не оборачиваясь.

— Я твой секретарь, дорогой Кудайназар, а Телеген — мой секретарь, — не подымаясь с земли, жарко зашептал Абдильда. — Разреши мне позвать Телегена — что он торчит там с лошадьми! Телеген — в пещере, Гульмамад — в пещере, а я должен за них стрелять из карамультука. Я обязательно промахнусь, дорогой Кудайназар, и испорчу все дело…

В тылу расселины посыпались мелкие камни — это Телеген карабкался по склону.

— Возьми карамультук, Телеген, — сказал Кудайназар и сплюнул с яростью. — А ты иди к лошадям, старый курдюк!

— Серебряные слова! — прошипел Абдильда. — Рубиновые!

— Слушай! — коснувшись головой головы Телегена, сказал Кудайназар. — Когда я скажу — стреляй в переднего, это просто. А я — в последнего. Понял? Не целься пока, а то глаза устанут.

Пятеро ехали молча, не переговаривались. Если бы они могли, они бы тоже прижимали уши, как их лошади. Головной всадник, одетый в длиннополую красноармейскую шинель, метров на двадцать оторвался от своих людей, ехавших тесно.

Когда до Большого камня осталось ему с полсотни метров, Кудайназар, не подымая головы, закричал:

— Эй, вы! Поворачивайте назад!

Головной остановился и подождал отвечать, пока четверо других к нему не подтянулись.

— Ты кто такой? — высоким голосом спросил головной и, не услышав ответа, добавил: — Мы на охоту едем.

— Поворачивай! — повторил Кудайназар.

— Ладно врать-то! — вертя головой, направляющий глядел поверх Большого камня, выглядывал, откуда идет голос. — Ишь, басмач какой… — Но стоял на месте, не приближался со своими.

Потом они переговорили о чем-то — быстро, коротко.

— Слышь, ты! — нащупав уже глазами расселину, позвал головной. — А ну, выходи, тебе говорят! По-хорошему выходи!

Кудайназар молчал.

Тогда головной тронул лошадь, и сразу вслед за тем из-за его спины стукнул выстрел — стрелял второй в цепочке, сдернув с плеча винтовку.

Пуля ударила в каменный бруствер и рикошетировала с визгом.

Вжав голову в плечи, Телеген шумно дышал, пропуская воздух сквозь зубы. Скосив глаза от прицела, Кудайназар мельком взглянул на него: так дышал Телеген обычно перед приступом буйства.

— Давай! — разрешил Кудайназар, когда лошадь головного, поднятая на дыбы, опустилась на передние ноги. Винтовка была уже в руках у всадника, он как раз подымал ее к плечу.

Басовито рыкнул карамультук, перекрыв сухой стук Кудайназарова карабина. Головной уронил винтовку на тропу и, раскинув руки, упал лицом на гриву своего коня. В несколько прыжков напуганный конь достиг Большого камня, входа на площадку; и его не стало видно из расселины.

Замыкающий мешком сполз с седла и лежал теперь на тропе, свесив ноги в обрыв. Его конь стоял над ним, обнюхивая его и тычась губами в затылок упавшего.