В тени большого взрыва 1977

Другое дело в молодости… Это да… страшно даже сказать в каком состоянии мы иногда выползали на сцену…

Н-да… Весёлые были денёчки…

— Саша! Саша, открой! Это мы! — раздался голос из-за двери, который и вывел меня из сна.

Пробурчав монументальные слова: — Ну вот и всё, — открыл замок и увидел перед собой коллектив, который радостно улыбался мне.

— Ну, что, ребята, готовы? — зевнул я, потягиваясь.

— Да, — хором крикнули они.

— Уважаемые друзья! Прошу, минуточку внимания. Итак… Ребята, мы долго и упорно шли к этому. И хотя последний концерт был вполне удачен, я уверен, что сегодня вы не подведёте нашу отчизну и выступите ещё лучше. Главное — не нервничайте, не дёргайтесь и всё будет хорошо. Если сбились не пытаетесь сразу влезть, а просто прекращаете играть, слушаете, что играют остальные и только после этого аккуратно встраиваетесь. Это касается не только музыкантов, но и вокалистов. Потерялись? Не успели на припев или куплет? Ничего страшного. Пропускайте строчку и начинайте петь, как ни в чём небывало. И публика, и начальство ничего не поймут и подумают, что это просто техническая неисправность. Для того, чтобы их не разочаровать и убедить в этом, вы по окончании композиции подёргайте руками шнур гитары или микрофона, сделав при этом удивлённый вид. Это создаст необходимое для алиби впечатление, и все всем будут довольны. Ну разве что монтажники потом люлей получат, но это уже дело другое. Всё поняли? — и видя множество кивков. Нашёл глазами художественного руководителя: — Яков Моисеевич, ты давай у пульта стой и делай всё, чтобы звукорежиссёр не уменьшал общую громкость. Звукачи любят это. Им, видите ли, больше дорога аппаратура, чем выступление артистов. И они постоянно берегут её. Не дай ему это сделать. Ты сам видишь сколько народа собралось. Нельзя, чтобы музыку заглушила толпа. Хрен с ней с аппаратурой. Ещё купят. Нам, как ты прекрасно понимаешь, важно, чтобы все это выступление запомнили надолго. Не мне тебе говорить — ещё никогда советская эстрада не выступала на таком масштабном «Вудстоке». Так что не дай им нас заглушить. Кстати, на будущее нам нужен свой звукач, который будет делать всё как мы скажем. Ок? Тогда ладно, — и повернувшись к ребятам. — Ах да, кстати… Те артисты, которые сейчас не выступают, должны быть у себя в гримёрке и отдыхать, а не шляться за кулисами и уж тем более в зале. Это касается в первую очередь дам. Зер гуд? — посмотрел на часы и сказал: — Пора. Ни пуха, ни пера!

— К чёрту, — несинхронно кивнули мои детишки и двинулись было к сцене, но мне их настрой показался крайне вялым, поэтому я остановил их, крикнув: — Стоять! — подошёл вплотную и, как в третьесортных киношедеврах, стал проводить, прости, Господи, аутотренинг, для чего выпучил глаза и заорал: — А теперь я спрашиваю, а вы отвечаете! Понятно?

— Да! — опешили они.

— Не понял. Ещё раз. Понятно?

— Да! — более чётко и слаженно выкрикнули детишки.

— Мы долго тренировались, поэтому мы должны сделать это! — воскликнул суперспециалист по психологии, забыв пояснить при чём тут какое-то «это». — Ясно?

— Да! — заорали ребята в ответ, вероятно, всё же поняв о чём это я умолчал.

— Мы лучшие?

— Да!

— Мы самые лучшие?

— Да!

— Мы самые-самые лучшие?

— Да!

— Не слышу. Громче!

— Да!

— Так идите и порвите их всех на@@@!!

— Да!! — заорала моя паства, резко развернулась и с криками «Ура!», оскалившись, бросилась в бой.

Я выдохнул, посмотрев на потолок, потёр горло и стал вспоминать куда положил ключ от гримёрки, чтобы закрыть её и сходить прослушать первые композиции «Импульса» — нужно было убедиться, что всё идёт нормально.

— Васин, а ведь ты так в конце концов охрипнешь, — неожиданно открыв дверь, произнёс гэбист. Зашёл внутрь, закрыл за собой, повернул ключ, торчащий из замка, и протянул целлофановый пакет.

— Это мне? — спросил я, взяв предлагаемый подарок.

— Тебе, тебе, — хмыкнул тот и добавил: — И ребятам.

— Ребятам потом, — помотал головой пионер и, посмотрев внутрь, понял, что наша служба хоть и опасна, и трудна, и на первый взгляд, как будто не видна, но, если надо, никогда не подведёт.

Внутри, кроме трёх эликсиров, находилась банка ветчины, прямоугольная буханка белого порезанного хлеба, что, для советского человека этого времени, было крайне необычно, палка сырокопчёной колбасы, пара сырков и где-то с килограмм яблок.

Дабы не терять времени даром, выложил всё из пакета на стол, а почти всю стеклотару, за исключением одного экземпляра, убрал в свою дорожную спортивную сумку.

— Будешь? — предложил Кравцову, откупоривая сосуд с сорокаградусной перцовой настойкой.

— Не пью, — покачал головой тот, сел напротив меня и спросил: — Ты, пожалуй, не всё пей всё же. А то помрёшь ещё. Мне потом голову снимут.

— Не помру, — ответил пионер и собрался было начать злоупотребление, однако был обломан, ибо в этот момент в дверь постучали.

Чертыхнулся и поинтересовался: — Кто там ломится?

— Саша. Это я, — произнёс друг Савелий.

— Ты почему не на сцене? — обалдел я, открывая дверь.