В тени человека

Месяца через три после нашего приезда мы с Вэнн одновременно заболели. Вне всякого сомнения, это была одна из разновидностей малярии. Поскольку врач в Кигоме заверил нас, что в районе заповедника никогда не регистрировалось это заболевание, мы не взяли с собой никаких лекарств. Теперь, лежа в раскаленной от солнца палатке и задыхаясь от жары, мы ругали его и проклинали себя за свою наивность. Но делать было нечего, оставалось лишь лежать в постели. Болезнь продолжалась около двух недель. Вэнн болела особенно тяжело: температура у нее в течение пяти дней упорно держалась на 39,4 °C и лишь чуть-чуть понижалась по ночам. Потом мы сами удивлялись, как она вообще осталась жива. У меня температура была немного ниже, но чувствовала я себя отвратительно. К тому же в течение всей болезни нас преследовал ужасающий запах тухлой капусты — это цвело какое-то дерево, названия которого я не могу припомнить, так как для нас оно навсегда осталось «малярийным деревом».

Своим выздоровлением мы были в значительной мере обязаны нашему повару Доминику. Вначале он умолял нас поехать в Кигому, но мы наотрез отказались, мотивируя это тем, что не выдержим трехчасового путешествия по озеру. И тогда Доминик взял на себя обязанности врача и сиделки. Он не отходил от нас ни на шаг и был настолько заботлив, что даже ночью по нескольку раз наведывался в палатку, проверяя, все ли в порядке с его мемсахиб. Как-то раз Вэнн в беспамятстве встала с постели и вышла из палатки. Доминик нашел ее под деревом часа в три ночи и помог добраться до кровати.

Как только мне стало немного легче, я вновь принялась за работу. Прошло почти три месяца — половина срока! — а мне еще ничего не удалось сделать. Настроение было ужасное. Деньги таяли на глазах и все безрезультатно. Самочувствие у меня было довольно скверное, но, не желая давать себе никакой поблажки, я встала однажды раньше обычного и ушла из лагеря без провожатых. Не хотелось, чтобы кто-нибудь был свидетелем моей слабости. К тому же прохладным утром было и легче идти. Я решила подняться на гору, возвышающуюся прямо над лагерем, — ту самую, на которую взбиралась в день приезда. Минут через десять сердце мое начало бешено колотиться, словно собралось выпрыгнуть из груди. Пришлось остановиться и перевести дыхание. В конце концов я все же добралась до самой вершины горы, которая поднималась над озером примерно на триста метров. Отсюда открывался превосходный вид на нашу долину, и я решила немного посидеть там и осмотреть окрестности в бинокль, надеясь увидеть шимпанзе.

Прошло около пятнадцати минут… И вдруг я уловила какое-то движение на голом обожженном склоне чуть выше узкого ущелья. Присмотревшись внимательнее, я увидела трех шимпанзе, которые тоже глядели на меня. Они не убежали, хотя расстояние между нами не превышало восьмидесяти метров, а совершенно спокойно продолжали свой путь и вскоре скрылись в густых кустах. Может быть, мне в самом деле следовало все время ходить одной? Ведь даже тогда, когда я, отделившись от своих провожатых, пыталась приблизиться к обезьянам, шимпанзе наверняка знали, где находятся в это время мои спутники.

Я осталась на своей Вершине, и мне удалось в то утро увидеть шимпанзе еще несколько раз. Через некоторое время группа обезьян, крича, лая и ухая, спустилась с противоположного склона и начала кормиться на фиговых деревьях, которые росли внизу в долине. Не прошло и двадцати минут, как еще одна группа пересекла обнаженный склон в том месте, где я прежде видела трех обезьян.

Шимпанзе заметили меня, так как на каменистой безлесной вершине спрятаться было трудно. Они даже остановились и, поглядев на меня, слегка ускорили шаг, но все-таки не убежали в панике, как бывало раньше. Вскоре и эта группа, громко крича и раскачивая ветки, присоединилась к тем шимпанзе, которые уже кормились на деревьях. В течение некоторого времени все они мирно поедали фиги, а потом спустились на землю и двинулись дальше в составе одной большой группы. Мне было видно, как они шли друг за другом. Два детеныша, словно жокеи, сидели на спинах матерей. У ручья все остановились, чтобы попить, а потом, перепрыгнув через него, пошли дальше.

Это был самый удачный день со времени моего приезда в Гомбе-Стрим. Я вернулась в лагерь поздно вечером, страшно измученная и взволнованная. Вэнн, которая все еще лежала в постели, была очень обрадована моими успехами.